"Аркадий Белинков. Черновик чувств " - читать интересную книгу автора

том, что я пишу балладу об электрифицированной розе и о рыцаре, то,
естественно, считала меня достаточно осведомленным об этих предметах.
- Все мы, ненужноинакодумающие, суть двигатели внутреннего сгорания.
Только мы не двигатели, а внутреннее сгорание. Мы - газ. Фу-фу! Ничего!
Воздух...
Я возражал ей:
- Полноте, что вы, газ!.. Нечего сказать - газ!.. Максимка-сапожник...
Что шилом кольнет, то и сапоги, что сапоги, то и спасибо! А что за силища!
- О да, вы правы, - это Мертвые души.
Мы рассмеялись.
- Зачем вы пишете балладу?
- Я не пишу балладу, мой друг, но, конечно, можно бы написать балладу.
И думаю даже, что это необходимо сделать. Писать, наверное, обо всем нужно.
Даже необходимо обо всем писать. А самое главное? Самое главное, мой друг,
это интонация, с которой вы говорите о пустяках. В интонации могут быть
рассуждения о звездных судьбах. А писать можно о наволочках.
Но она не соглашалась.
Она во что бы то ни стало хотела знать, о чем стал бы писать я, если бы
чужой кусочек сердца, хоть самый маленький кусочек (сентиментальна и мила
была она необыкновенно), попал бы в мое собственное сердце, как сорвавшийся
в неудержимо быстром вращении куб (и все это рисовалось маленькой варежкой,
сделанной из куска огромного медведя) врывается в тело стакана в
превосходной композиции Цадкина.
- О чем?
- Не знаю. Вероятно, о суждениях аббата Куаньяра. Или написал бы: плыло
облако. Оно действительно было в штанах. И с земли это казалось дурным
знаком. Как затмение в Слове об Игоре. На облако выпустили целую стаю
разъяренных аэропланов и они, разумеется, тотчас же разорвали и облако, и
штаны. И все это побросали на стоящих на улице женщин. И зарифмовал бы:
облако - обморок, штанах - Штейнах, женщины - военщины.
Но она хотела серьезного ответа. И было очень трудно убедить ее в том,
что я не шучу. Тогда она расстроилась.
Потом она безошибочно спросила:
- Хотите, я расскажу вам про Александра Николаевича?
Я знал, что это очень важно и что этот рассказ неминуемо должен
привести к серьезному разговору.
Знал я также о том, что это довольно тривиальная и одновременно
довольно редкая в наш век история влюбленного учителя. Но она обещала быть
откровенной, и все это могло стать в доста-точной мере занимательным.
- Но мама об этом, кажется, только догадывается.
Это было предупреждением. Я серьезно поднял правую руку. Она осталась
очень довольна.
- Итак, во-первых, согласитесь с тем, что это очень лестно. Он
совершенно взрослый и, кроме того, может быть, даже способный человек.
Конечно, мне это нравилось. Вам это тоже нравится. Вот, пожалуйста,
откровенна я до грубости. Боже мой! Что бы сказала мама?! Ужасно! Но все
равно. Слушайте дальше. Во-вторых, он сделал меня значительно старше. Из
девочки я превратилась в девушку благодаря ему. Произошло это не потому,
конечно, что он меня развивал (слово из неприличных кино-фильм), а потому,
что в его присутствии я считала себя обязанной быть взрослой. Я становилась