"Аркадий Белинков. Юрий Тынянов " - читать интересную книгу автора

доказательство в споре. Противника побивают камнем чужого авторитета,
устанавливая аналогию и традицию. Вероятно, было бы неправильным считать
самым лучшим историзм с точно подсчитанным количеством пуговиц на ливрее и
печкой, пущенной посередине сцены. В то же время "Гамлет", сыгранный
подробно и обстоятельно, как "Не в свои сани не садись", несомненно, многое
потерял бы из присущего ему широкого обобщения. Но при всем этом нет
уверенности, что единственная альтернатива печке это "Гамлет" в современных
костюмах. Дело в том, что театру, который играет "Гамлета" в современных
костюмах для того, чтобы показать вечность человеческих переживаний, иногда
оказываются важны не Шекспир и история, а тоже доказательства правильности
бытия и хорошо обеспеченного будущего.
В свете современного социального опыта это представляется не менее
проблематичным, нежели концепция, возрождающая идеал печки, пущенной
посередине сцены.
У авторов, использующих исторический материал для доказательства
правоты своего мнения о вещах, не имеющих отношения к истории, психология
героев неисторична, недвижна и задана раз навсегда. Она не изменяется и
только в зависимости от внешних обстоятельств проявляет себя соответствующим
рефлексом. Писатель старательно прячет тезис в материал и полагает, что
ничего не доказывает, а только демонстрирует материал, говорящий сам за
себя. Это печальное заблуждение: материал говорит не за себя, а за писателя.
Книга, в которой тезис хорошо прикрыт материалом, считается лучше книги, в
которой тезис спрятан плохо. Мнение это традиционно и в высшей степени,
сомнительно. Оно опровергается в каждой главе истории мировой литературы
такими тенденциозными писателями, как Аристофан, Данте, Сервантес, Мильтон,
Свифт, Гейне, Достоевский, Л. Толстой.
Писатель-априорист, который все знает наперед, потому что он вооружен
несколькими могущественными банальностями и бессмертными прописями (да еще к
тому же и неправильными), очень строго и тщательно обращается с историей: он
берет из нее только то, что подтверждает могущественные банальности и
бессмертные прописи.
В эпохи идеальной идеологической стерильности, каннибализма и
простывающей жажды крови исторический роман (и ряд других жанров)
катастрофически вырождается, потому что, как всегда и всякий исторический
роман, он создается для доказательства правоты своей истории. Таких
доказательств в упомянутые эпохи не бывает. Исторический роман, блистательно
начатый Вальтером Скоттом, умирает у писателей, произведения которых больше
напоминают акты эксгумации, иллюстрированные занятными картинками из жизни
широко известных особ, чем художественные произведения. Но у писателей,
поставивших под сомнение историческую незыблемость, роман становится
свидетельством социального неблагополучия. Т. Манн в "Признаниях авантюриста
Феликса Круля" пародирует современную историческую литературу, и пародия
становится похожей на плутовской роман. Но герой плутовского романа, старый
добрый пикаро, пройдоха и плут, Лассарильо, Фигаро, любимец галерки и
лакейской, превращается в авантюриста, стяжателя, буржуа. В истории
литературы вырождение героя часто совпадало с вырождением жанра. Но
пародийность "Авантюриста Феликса Круля" свидетельствует не вырождение
жанра, а социальное неблагополучие.
Однако сходные явления иногда наблюдаются и в обстоятельствах прямо
противоположных. Тогда пародийность становится не вынужденным результатом, а