"Проект "АЦ"" - читать интересную книгу автора (Алексеев Валерий Алексеевич)2Машина въехала во двор большого девятиэтажного дома и остановилась возле каменного крыльца: несколько ступенек и железные перила. Невзрачная дверь с белой табличкой "Прием". Прием чего? Стеклотары? Белья? Непонятно. Я слегка оробел. Посмотрел на шофера, но он, не обращая на меня внимания, рылся у себя в карманах. Пробормотав: "Спасибо", – я вышел из машины и поднялся на крыльцо. За дверью оказался небольшой тамбур, а за ним – комнатушка без окон. Под потолком на проводе горела голая электрическая лампочка, за столом сидел загорелый молодой парень в темно-синей спортивной куртке. У него было лицо честного футбольного тренера. – Добрый вечер, – сказал я, подошел и сел на стул. – Добрый вечер. – Парень улыбнулся, протянул мне через стол руку и назвался: – Дроздов. – Очень приятно, – сказал я и вспотел от смущения. – Фамилия, имя? – Андрей Гольцов. – Поздновато явились. Гольцов. Ну, да ладно. В каком классе учитесь?.. Так, в восьмом. А два года сидели в котором? В шестом? Говорите яснее. В шестом. – Он сделал пометку на лежащем перед ним листе бумаги. Я готов был поклясться, что увидел на этом листе свою фамилию, напечатанную на машинке. По какой причине сидели? Я замялся. Сказать "неспособный к учению" – сам себе навредишь. "Учителя заедались" – неправда. "Не хотел учиться" – хуже того. Я подумал и ляпнул: – Болел. Дроздов прищурился, посмотрел на меня с усмешкой: – Вот как? Чем? Разговор принимал неприятный оборот. В голове у меня замельтешило: "Энцефалитом? Эхинококком?" – Гипертонией. Лицо у Дроздова стало совсем хитренькое: знаем мы эту гипертонию. – Ничего, – сказал он, – вылечим. – Посидел, помолчал. – Как вы полагаете. Гольцов, вы обыкновенный человек? Такого вопроса я, естественно, не ожидал. – Нормальный, – ответил я и пожал плечами. – Нет, я не о том. Я имею в виду: вы как все или нет? Я покачал головой: – Нет. Дроздов удовлетворенно откинулся к спинке стула. – А почему нет? Вот пристал, подумал я. А я-то боялся, что по алгебре будут спрашивать. – Мне кажется, я способный, – промямлил я и покраснел. – К чему? – вежливо поинтересовался Дроздов. – Ну… учиться способный. – Этого маловато, – огорчился Дроздов. Я тоже расстроился. В самом деле, к чему я способный? Да ни к чему. Баклуши бить. – У каждого человека должны быть особые, присущие только ему способности, – участливо глядя на меня, сказал Дроздов. – Постарайтесь припомнить. Я молчал. – Вы очень уверенно сказали, что вы не такой, как все. Это впечатляет. Но на чем вы основываетесь? – В длину неплохо прыгаю, – брякнул я совершенно невпопад. – Спорт нас не волнует, – нахмурившись, сказал Дроздов. – Слабосильных подтягиваем. У нас там спортивный комплекс по последнему слову техники. Для того мы и приглашаем в нашу школу, чтобы отставание по отдельным пунктам не мешало развиваться главному. Вопрос: что в вас главное? Я совсем упал духом: не видать мне этой школы, как своих ушей. – Ну неужели ничего главного? – настаивал Дроздов. – Не верю. По ночам хорошо спите? – Когда как. – А если не спите, что вам спать не дает? – Маму жалко, – с запинкой сказал я. Тут Дроздов не стал вдаваться в подробности. – Понятно, – проговорил он. – Ну, а что бы вы для нее сделали, если бы могли? – Чтобы она смеялась, радовалась, не плакала. Я смутно начал понимать, чего он от меня добивается. Но выразить это словами не взялся бы даже для спасения жизни. – А как это сделать? – не унимался Дроздов. – Надо больше с ней разговаривать, доказывать, что все хорошо… – Словами доказывать?.. – Нет, не словами. – А как? Я молчал. – Ну, добро, – Дроздов заметно повеселел. – И что же, получается? – Не очень. – А хотелось бы? – Да. – Больше всего на свете? Я не ответил. Не люблю говорить такие слова. Но подумал: да, больше всего на свете. – Ну что ж, – сказал Дроздов, – мы на верном пути, Андрей. Просто вы подавлены своими неуспехами и плохо прислушиваетесь к себе. Вы, несомненно, одаренный человек… Меня бросило в жар. – …но природы своей одаренности сами не сознаете. Мы вам в этом поможем. Пишите заявление. Да не волнуйтесь, вы приняты. Должно быть, на моем лице было что-то вроде недоверия, потому что Дроздов засмеялся. – Между прочим, я директор школы, и мое слово – это уже решение. Вот образец: "Прошу зачислить меня в состав учащихся Чулпанской спецшколы для одаренных переростков". Дата, подпись. – А где это – Чулпан? – спросил я, взявшись за ручку и начиная уже приходить в себя. – В Западной Сибири. Еще вопросы есть? Я осмелел: – Есть. Почему вы так назвали – "школа одаренных переростков"? Дроздов оживился: – А что? Задевает, беспокоит? – Да неприятно, – признался я. – А правде в глаза смотреть всегда неприятно. Ведь вы же переросток? Несомненно. В ваши годы надо учиться в десятом классе, на худой конец в девятом. Уж раз вы нам позвонили, вы понимаете это и не считаете тяжким оскорблением. Не так ли? Я должен был признать, что это так. – Вот то-то и оно. Вы удивитесь, узнав, как мало у нас учеников. Никто не хочет признавать себя переростком. Сидит за партой этакий дылда и не страдает от этого, скорее склонен всех остальных считать недоростками. Столько в нем чванства, наглости, самоуверенности… да просто хамства. Значит, не умен. Нам такие не нужны, и не идут к нам такие. Понятно? |
||
|