"Ольга Белова. О 'жидах' и 'жидовской вере' в народных представлениях восточных славян (fb2) " - читать интересную книгу автора (Белова Ольга)

Не случайно ключевые слова, вынесенные в заглавие статьи, взяты в кавычки. Дело в том, в на этот раз речь пойдёт не о восприятии этнических евреев и иудаизма восточнославянской фольклорной традицией, о чём нам уже доводилось писать (Белова 1997, Белова 1999, Белова 1999а). В настоящей статье мы хотели бы обсудить вопрос, каких признаков, с точки зрения носителей традиционной славянской крестьянской культуры достаточно, чтобы объект или персонаж приобрёл в их глазах статус «еврейского». Отметим при этом, что объектом нашего внимания будут культурные явления, не связанные генетически с еврейской традицией, но имеющие ряд типологически сходных черт с еврейскими обрядами (такими, как они видятся соседям-славянам). Таким образом, мы рассмотрим один частный случай реализации оппозиции «свой-чужой», когда элементы «своей» культуры начинают восприниматься как «чужие» (т.е. «еврейские»), и попытаемся проанализировать механизмы этой трансформации.

Среди материалов Тенишевского архива встретилось любопытное свидетельство, записанное в конце XIX в. на Вологодчине. Это своеобразная сводка крестьянских представлений о людях, принадлежащих другим конфессиям: «При оценке людей другой веры крестьяне принимают во внимание не столько веру, сколько ту общую молву, которая соединена с той или другой нацией, исповедывающей известную религию. Так, о лицах магометанской религии крестьяне судят по туркам и татарам „Магометана кланяються двум богам: Алаху и Магомiету. Магомiут жывёт на семуом небе, а Алах — на десятом. Алах и Магомiет оба суровы, и турки и татара тожо эдакие: потому какуоф Бохъ, такуоф и прихуот“. [Турки и татары не любят христиан. Убить христианина для них — как доброе дело сделать. Имеют много жён После смерти магометане попадают в ад. В рай их пускать нельзя — там будет очень тесно. На вопрос собирателя: если магометанин живёт праведно и с одной женой, куда он попадёт? отвечает — „Не знаю“. По размышлению решает, что] можно и в рай, так как достоин. [Прозвища-дразнилки татар:] свинуоё ухо, проклятый Магомет, бритолобый поросёнок, кутынка (от тат. кутыны — задница) // [Собиратель отмечает, что в народном сознании татары равны туркам.]

Евреи — наруот хитрый и жадный. Христа продали за 30 серебреников. За што Бох отня раншэ йих, а как Христа роспели, так Бог от и прогниви сё. Худо йим будёт на туом свите. Жыды первыё пойдут в ат. Евреи будут дiесвовать (действовать, существовать) до концины мiра, до фторуова пришесвiя Христа. Из jихнова рода произойдёт сам Антихрист. [О вере евреев не знают, только:] Жыды не вирят во Христа. [Зачастую по вере евреев смешивают с татарами.] Евреи женятся на мнуогихъ жонах и как татары не йидят свинину

Немци не вирят во Христа (слыхал от одново странничка), [немцы никогда не постятся, все машины сделаны немцами].

[Католики — «латыны».] Латыны муолятьсё нашому Богу и ещо своему папе; во Христа и в Божью Матерь вирят

[О вере французов.] Кажитьсё, нашу руськую веру [исповедуют]. У наших русских с французами дружба большая; а коли бы вера была разная, так тут уж никакиё бы дружбы не было. Небуось нашы не дружатьсё с туркой — а почему? Да потому самому, що веры неодинаковы; турки не вирят в нашова Христа» (Архив Российского этнографического музея, ф. 7, оп. 1, д. 376 (Вологодская губ., Тотемский у., зап. И. Суворов, 1899). л. 11-17).

Как видно из приведённого фрагмента, представления крестьян о вере их «оппонентов» носили крайне расплывчатый характер. Значимым для информантов был минимальный набор «опознавательных знаков», с помощью которого можно было идентифицировать иноверца. Показательно при этом сближение и почти отождествление турок, татар и евреев на основании одного признака — неупотребления в пищу свинины. Данный признак становится единственным показателем, передающим, с точки зрения вологодских крестьян, суть и мусульманства, и иудаизма. Аналогичные представления бытуют и в других регионах славянского мира. Так, с точки зрения болгар, турки и евреи — одной веры, поскольку и те и другие делают обрезание и не едят свинину (Тодорова 2001: 91).

В наборе признаков «еврейскости» наблюдается чёткое региональное различие. Так, если обратиться к материалам, зафиксированным на Русском Севере или в центральных губерниях России (т.е. в тех регионах, где местное население не имело возможности контактировать с евреями), налицо окажется устойчивый и крайне малый набор стереотипов книжного происхождения, опирающихся на определённые тексты. В первую очередь среди источников следует назвать «Сон Богородицы» (текст имеет широкое хождение в крестьянской среде и хорошо знаком носителям традиции) — клише типа «жидoвики-некрещёники» происходит как раз оттуда (см.: Мороз 2002, Прохоров 2000). Образом евреев-«нехристей», виновных в распятии Спасителя, и исчерпываются, собственно, представления о евреях (иудеях).

Что касается нашего исследования, то для нас более привлекательными будут материалы из регионов тесных славяно-еврейских этнокультурных контактов, где была выработана система представлений о конфессиональных особенностях чужих (сочетающая «объективные» знания с их фольклорно-мифологической интерпретацией), где признаковое поле «чужого» (в нашем случае — еврея) было достаточно обширно и где существовала система оценок «близкого чужого» сквозь призму «своей» традиции.

Как мы уже отмечали (Белова 1999а, Белова 2003), наиболее живучими стереотипами в отношении евреев являются стереотипы, касающиеся: 1) объекта культового почитания; 2) обрядов и ритуалов; 3) бытового этикета (внешнего вида, пищевых запретов, норм поведения). Эти же параметры в определённых ситуациях могут быть приложимы и к «своим» (христианским) конфессиональным оппонентам, и наличие сходства между «неправильными» «своими» и «чужими» неизбежно ведёт к тому, что оппоненты оказываются причислены молвой к «жидам», а вера их тут же объявляется «жидовской». Среди подобного рода «псевдо-евреев» оказываются в глазах носителей народного православия в первую очередь старообрядцы, баптисты и сектанты-хлысты.

Вера и богослужение. В Полесье наши информанты утверждали, что у баптистов — «жидивска вера, воны Христа одвэрнули» (М.П. Гордун, 1923 г.р., Речица Ратновского р-на Волынской обл., 2000, зап. О.В. Белова), говоря, что баптисты («штунды») не признают крест как сакральный символ и не почитают икон. Точно так же основное видимое отличие баптистов от православных — отсутствие икон — подчёркивали и наши информанты в Подолии: «Зара в тых, шо штунды (кажуть — „верующие“), то оже икони ных. И поляки . А то всё надписи» (А.А. Скибинская, 1915 г.р., Сатанов Городокского р-на Хмельницкой обл., 2001, зап. О.В. Белова, А.В. Соколова, В.Я. Петрухин). В Подолии в роли «евреев» оказались местные адвентисты, которых здесь называют «субботниками» (при этом показательным признаком здесь выступила «вера в „Старый завет“: „Ну, евреи также така сама вира. Ну, у нас, к примеру, субботники. Так сама вира, як у е рэе“

Сходная картина наблюдается в Каргополье, где местное население, недавно столкнувшееся с представителями протестантизма, сразу же определила эту веру как «еврейскую» или «магометскую». «У них еврейская вера. А я говорю: „Я еврейской веры не признаю. У нас службы те же, те же эти молитвы, так же мы их читаем. Я говорю: „Я знаю, что всё так, но всё равно у вас служба не наша. И вы Паску празднуете не так, как мы. Вы еврейску празднуете Паску-то“ (Мороз 1999: 14); «У них какая-то магометская, наверно“ (Мороз 1999: 14).

Столь же насторожённое отношение проявляется и к богослужениям, которые проводят «странные» «свои». Вот как видится богослужение баптистов жителям Каргополя: «Оне вот так крестяцца. [Показывает: сложила ладони вместе перед лицом и медленно движет ими от себя вперёд и вниз.] Вот так ладони держат перед собой»; «Вот тут служили, там поют, запоют, орут, вот руки подымут, они же и не крестятся, они ни к какой иконе, они просто этому углу и всё» (Ловзаньга, Каргопольского р-на Архангельской обл., Мороз 1999: 14).

Не менее колоритное описание службы «штундовых» содержится в материалах В.Г. Кравченко, собранных на Волыни. Один парень собрался примкнуть «до штундових» и поведал своей матери, как происходят их собрания: «Наносять… води, читають, а потом Ирод виходит с тиї води тай приказує тим, шоб вони приводили людей до штунди:

— Хлiба й соли буду давать, грошей буду давать — усього доволi вам буде».

Обеспокоенная мать зашила ему в одежду «свяченого» и дала крестик, велев бросить его в «дiжку» с принесённой водой. Парень бросил крест в воду, пока штунды читали «йому» (объекту их почитания. — О.Б.) — «й час виходить, а „вiн“ не виходить… читали, читали, кричали, кричали — нема!». Вылили воду на двор, набрали новой, опять читают: «А „вiн“ вийшов тай каже:

— Ох, як мене «той» надавив!» (имея в виду крестик. — О.Б.).

«Штунды» выгнали парня и не приняли его к себе (Кравченко 1911: 36-37).

Данный фрагмент перекликается с рассказом «Бiс шалапутський бог», записанным у украинцев в Воронежской губ. (о термине шелапуты (хлысты) см.: Панченко 2002: 9). Некий «хохол» рассказывал, как он был «у шалапут на мелёнiї». «Шалапуты» всячески прельщали хохла своей верой и деньгами. На молении «поскидали усї штани, а баби юпки, i бiгають кругом шаплика, налитого водою, i прочитують: „Бог наш! Вийди к нам!"“ Наконец вылез их „бог“ — „чорний та у ширстї, кудлатий“. Хохол стукнут „бога“ макогоном, и тот бултыхнулся обратно в чан. „Шалапуты“ запричитали, что он убил их бога, но решили попробовать вызвать его ещё раз. Тогда мужик бросил в чан щепотку ладана. „Бог“ вылез только тогда, когда переменили воду, и пожаловался, что его привалили „каменюкою“. „А лягають спать шалапути, так прямо у повал, хто с ким попав: батько, мати, брати, сестри: на це у їх розбору нима. так воно ж бач ни дурно єсть ця приказка, шо боїця, як чорт ладину“ (Гнатюк 1912: 11-12).

Таким образом, баптисты («штунды») и хлысты («шелапуты») оказываются одного поля ягодой: они поклоняются «Ироду» или некоему зооморфному «богу», причём богослужение состоит в выкликании этого персонажа из чана с водой. В обоих случаях «бог» оказывается бессильным против сакральных христианских предметов — нательного креста и ладана. Более того, в последнем примере при помощи известной поговорки устанавливается прямая связь между «шелапутским» объектом поклонения и чёртом.

Кто же ещё практикует ритуалы со смотрением в чан с водой? Конечно, евреи. Согласно украинским, белорусским и польским поверьям, евреи смотрятся в воду в канун Судного дня, чтобы узнать, кто из них может стать жертвой демона Хапуна; тот, кому грозит гибель, не увидит своего отражения, или «тени» в воде (Белова 2001: 175). Иногда говорится, что такие действия евреи производят в канун праздника Кущей («Кучки») или на Песах, когда им тоже угрожает нечистая сила (волынское и гомельское Полесье; Белова 2001: 177, 178). Упоминание смотрения в воду связывает эти рассказы с еврейским ритуалом моления над водой («вытрясанием грехов»), происходящим в период между еврейским Новым годом и Судным днём: по свидетельству из окрестностей Белостока, во время «вытрясания грехов» евреи смотрели в воду: кто не видел своего отражения, того мог забрать дьявол (Cala 1992: 59). Упомянем также в связи с этим еврейское поверье: в праздник Hoszana-raba по возвращении из божницы увидеть свою тень без головы — значит умереть в этом году (Волынь, Lilientalowa 1898: 283).

А чёрный и кудлатый «жидiвський бог» появляется в подольской быличке, повествующей о том, что можно наблюдать во время моления на еврейскую Пасху:

Таким образом, и вера баптистов и хлыстов, и их ритулы, и объект культового почитания оказываются «срисованными» с еврейских ритуалов в их «фольклорном прочтении».

«Проводы покойника». Нам уже доводилось говорить о народных верованиях, согласно которым евреи помогают умирающим поскорее расстаться с жизнью, нанимая для этого специального душителя, иногда гоя, который с помощью подушки умерщвляет умирающего (Подолия, Закарпатье; подробнее см. Белова 2003: 65-66). Аналогичные ритуалы иногда приписываются и старообрядцам. Так, по свидетельству из Кинешмы, зафиксированному в начале XX в., «столоверы» (т.е. староверы) «поморского толка» вызывают к умирающему «душилу», помогающего человеку отправиться на «тот свет». «Душила» приезжает с красной подушкой, которую кладёт на голову умирающему, и душит его. Такой способ смерти объясняется по-разному: «чтоб душа меньше страдала»; считается, что такой смертью искупаются грехи умирающего (Вл. Б. 1904: 161). Развивая эту тему, Д.К. Зеленин отмечал, что подобные слухи о «красной смерти» через задушение красной подушкой, якобы практикуемой старообрядцами, ходили и в Сарапульском у. Вятской губ. (Зеленин 1904: 68).

Похороны. Главная особенность еврейского погребального обряда в представлениях этнических соседей — это захоронение без гроба, при этом тело опускают в могилу в сидячем положении (такие поверья распространены повсеместно у украинцев, белорусов, поляков; о фольклорной интерпретации такого способа похорон см. Белова 2003: 66-67). У русских существуют свидетельства о подобном способе захоронения у старообрядцев. Так, в Заонежье об особенностях погребения религиозных сектантов рассказывали, что те не хоронят своих покойников на кладбищах. «Бегуны» хоронят на отдалённых пожнях, без гроба; завёрнутое в домотканый половичок тело опускают в могилу в сидячем положении (Логинов 1993: 167).

Упомянем в связи с этим обычай «крещения в смерть», бытующий у беспоповцев-бегунов на севере Пермской обл.: человека, готовящегося к смерти, погружают в колоду, наполненную водой, и выстригают на голове волосы в виде креста; когда же человек умирает, его кладут в могилу (за это сообщение сердечно благодарю Е.М. Сморгунову).

Таким образом, сходный погребальный ритуал приписыватся и этническим соседям, и конфессиональным «оппонентам».

Кладбища. В полесском селе Речица одно кладбище, на котором хоронят всех жителей села; могилы баптистов находятся на верху возвышенности, на склонах которой и расположено кладбище. При этом православные жители старшего поколения уверены, что кладбища «у наших и у штундов разные, потому что вера у них другая» (М.Е. Супрунюк, 1922 г.р., М.П. Гордун, 1923 г.р.). Отличие «штундистских» надгробий от православных состоит в том, что у баптистов на могилах стоят не кресты, а «плашечки» или «лопатки», что сразу выдаёт в них «чужих».

Другой тип «чужих» надгробий, известный нашим информантам, это еврейские надгробия В Родолии рассказывали, что евреям на могилы клали «колоды», или же надгробия их были в форме «сапога». Термин «колода», обозначающий еврейское каменное надгробие, очень показателен в контексте традиционных славянских верований, когда «чужой» ритуал сопоставляется с архаическим типом славянского захоронения (положение на могилу куска ствола дерева). Аналогичные представления фиксировались и в украинском Полесье: в с. Перга Олевского р-на Житомирской обл. рассказывали, что колоды на могилы «у евреев клали, а в християн не клали» (Полесский архив Института славяноведения РАН, 1984); при этом очевидно, что речь идёт именно плите в противопоставление традиционному намогильному кресту. Ещё один случай фольклорной интерпретации традиционных еврейских надгробий — это не менее значимый термин «болван», зафиксированный в Шаргороде (Винницкая обл.) для обозначения надгробий в виде стволов дерева с обрубленными ветвями или стел с шарообразными навершиями.

Причёска. Особенности внешнего вида, в частности причёски, атрибутируемые как «чужие», также приписываются и инородцам, и «своим чужим» (соседям, старообрядцам). Это наглядно демонстрирует сюжет «Чей Бог старше», причём действующими лицами спора оказываются в разных вариантах легенды мужик и еврей, русский и немец, хохол и москаль, православный и старообрядец. Одного из спорщиков запирают в церкви (в кутузке), где он справляет нужду и объясняет потом, что это следы того, что «наш» Бог победил «жидивського», «немецкого», «московського» или «староверского».

Если версия «Чий Бог старший, чи наш, чи жидивський» служит для объяснения того, почему многие евреи имеют рыжие волосы (вымазались экскрементами — украинцы Причерноморья, Дикарев 1896: 3) или почему евреи бреют головы, но оставляют пейсы (они обрили головы после того как мужик Иван признался им, что экскременты оставлены отнюдь не Богом, а им самим — гуцулы, Шухевич 1908: 155-157), то версии с «московским» и «староверским» Богом акцентируют внимание на обычае выстригать на макушке «гуменца», который трактуется как обычай старообрядческий (Причерноморье; Воронежская губ.; Дикарев 1896: 3-4, 30-31). Согласно версии, записанной в Екатеринодаре, москали заперли хохла в кутузку, чтоб не мешал им играть с попом в карты. Хохол напаскудил там и сказал, что видел, как бились Боги, и хохляцкий Бог победил московского. Москали воскликнули: «Наш Бог, наше и г…о!» — и вымазались экскрементами. «Так тим ото вони вистригають собi на тiмї гуменце. Я не знаю, в якiй губернi москалi так выстригають» (Дикарев 1896: 4).

Собиратель отметил, что речь здесь, видимо, идёт о встречающемся у старообрядцев обычае выстригать волосы на темени во время «постригов» — обряда, символизирующего признание мальчика мужчиной). (например, в Нижегородской губ.; Дикарев 1896: 30-31). Это подтверждается материалами с Нижегородчины, ср.: «мужчины почти все вершину головы стригут» (ОРАГО 2: 719).

Однако ареал этой «моды» гораздо шире, о чём свидетельствуют материалы Русского географического общества. Данные происходят в большинстве своём из регионов, связанных со старообрядческой традицией; иногда прямо указывается, что обычай этот заимствован у староверов.

Владимирская губ.: «маковку на голове выстригают» (ОРАГО 1: 152); «мужчины волосы выстригают в кружок и маковку выстригают наголо, чего не делают молодые» (ОРАГО 1: 154).

Казанская губ.: «на макушке головы мужчины выстригают гуменцо в ознаменовании крещения» (ОРАГО 2: 495); крестьяне на верхушке головы выстригают небольшой кружок; выстрижение макушки означает, что человек получил от Бога венец бессмертия» (ОРАГО 2: 565).

Калужская губ.: «многие выстригают макушку и считают это за знак христианства» (ОРАГО 2: 580).

Олонецкая губ.: «волосы у пожилых и старых все почти выстрижены, исключая небольших висков, оставленных вокруг всей головы; манер такой взят от раскольников» (ОРАГО 2: 915).

Быт. И наконец отметим ещё одно прямое сближение конфессиональных «оппонентов» — старообрядцев — с иудеями, но теперь уже в области бытового этикета. Украинцы Прикарпатья, наблюдая строгость обращения старообрядцев-липован (местное название — «пилипони») с не старообрядцами и их приверженность ритуальной чистоте, замечали: «То так як жиди: як прийдуть мiж наших людей, то тiлько про те й дбають, щоби не осквернитися. Боронь Боже при нiм люльку закурити [убегает из хаты; если дотронется, обтирается; не пользуется „нашей“ посудой; несколько раз в день молятся]» (Франко 1898: 201-202).

Итак, чтобы прослыть в глазах конфессионального или этнического большинства «евреем», совсем не обязательно принимать иудаизм. Признаки, на основе которых формируется фольклорный образ «жидовствующего», зачастую никак не связаны с еврейской традицией и одинаково применимы ко всем «маргиналам» культурного или конфессионального сообщества. Они маркируют ярко видимые отличия от «своей» традиции, и всё, что не «своё», получает таким образом «этнически-конфессиональную» окраску.

Литература

Белова 1997 — Белова О.В. Этноконфессиональные стереотипы в славянских народных представлениях // Славяноведение. 1997. № 1. С. 25-32.

Белова 1999 — Белова О.В. Отражение этноконфессиональных отношений в славянском фольклоре // Jews and Slavs. Jerusalem; Ljubljana, 1999. Vol. 6. P. 11-21.

Белова 1999а — Белова О.В. Фольклорная интерпретация ритуальных действий и предметов иудейского культа в Полесье // Мифология и повседневность. Материалы научной конференции 22-24 февраля 1999 г. СПб., 1999. Вып. 2. С. 307-317.

Белова 2001 — Белова О. «Про хапуна, я думаю, и вы слыхали…» // Солнечное сплетение. Иерусалим, 2001. № 16-17. С. 174-180.

Белова 2003 — Белова О.В. Опыт комплексного исследования в регионе этнокультурных контактов // Актуальные проблемы полевой фольклористики. М., 2003. Вып. 2. С. 60-70.

Вл.Б. 1904 — Вл. Б. «Душила у русских раскольников // Этнографическое обозрение. 1904. № 2. С. 160-161.

Гнатюк 1912 — Гнатюк В. Знадоби до української демонольоґiї. Т. 2. Вип. 1 // Етноґрафичний збирнiк. Львiв, 1912. Т. 33.

Дикарев 1896 — Дикарев М. Чорноморськi народнi казки й анекдоти // Етноґрафичний збирнiк. Львiв, 1896. Т. 2. С. 1-50.

Зеленин 1904 — Зеленин Д.К. «Красная смерть» у русских старообрядцев // Этнографическое обозрение. 1904. № 3. С. 67-68.

Кравченко 1911 — Этнографические материалы, собранные В.Г. Кравченко в Волынской и соседней с ней губерниях // Труды Общества исследователей Волыни. Житомир, 1911. Т. 5.

Левченко 1928 — Казки та оповiдання з Подiлля. В записах 1850-1860-х рр. / Упоряд. М. Левченко. Київ, 1928. Вип. 1-2.

Логинов 1993 — Логинов К.К. Семейные обряды и верования русских Заонежья. Петрозаводск, 1993.

Мороз 1999 — Мороз А.Б. «Пустому углу молятся…» Новые религиозные течения и традиционная культура // Живая старина. 1999. № 2. С. 14-15.

Мороз 2002 — Мороз А. «Жидoвики-некрещeники…» Евангельские события и евреи в восприятии современного севернорусского крестьянина // Между двумя мирами: представления о демоническом и потустороннем в славянской и еврейской культурной традиции. М., 2002. С. 235-262.

ОРАГО — Зеленин Д.К. Описание рукописей Учёного Архива Имп. русского географического общества. Пг., 1914-1916. Вып. 1-3.

Панченко 2002 — Панченко А.А. Христовщина и скопчество: фольклор и традиционная культура русских мистических сект. М., 2002.

Прохоров 2000 — Прохоров Г. Мотив еврейского греха в русских духовных стихах богородичного цикла // Концепт греха в славянской и еврейской культурной традиции. М., 2000. С. 154-162.

Тодорова 2001 — Тодорова О. Евреите в българската словесност от началото на XIX век до Освобождението // Балкански идентичности. София, 2001. С. 88-111.

Франко 1898 — Франко I. Людовi вiрування на Пiдгiрю // Етноґрафичний збирнiк. Львiв, 1898. Т. 5. С. 160-218.

Шухевич 1908 — Шухевич В. Гуцульщина. Ч. 5 // Матерiяли до українсько-руської етнольогiї. Львiв, 1908. Т. 8.

Cala 1992 — Cala A. Wiezerunek Zyda w polskiej kulturze ludowej. Warszawa, 1992.

Lilientalowa 1898 — Lilientalowa R. Przesady zydowskie // Wisla. 1898. T. 12. S. 277-284.

Статья написана в рамках работы над проектом «Этнокультурные стереотипы в картине мира славянских народов (электронная текстотека и поисковая система)», поддержанным РФФИ (проект 03-06-80067)