"Павел Алексеевич Белов. За нами Москва " - читать интересную книгу автора

бомбили Англию, - сказал я ему, - а закончили свою карьеру в России. И
Гитлер у нас здесь голову сломит.
- Время покажет, - ответил пленный офицер.
- Вот именно, - подтвердил я. - Считайте, что вам повезло: вы остались
живы. А ваши приятели сгниют в нашей земле.
Второй пленный, румынский капрал-пехотинец, немного говоривший
по-русски, заявил, что ему не нужна эта война, стрелять его заставили
офицеры, и вообще румынские солдаты опасаются, как бы война не кончилась для
них плохо.
От капрала мы получили интересные сведения. Оказывается, в районе
мостов действовала против нас дивизия румынской гвардии. Сам капрал служил в
6-м пехотном полку, который понес большие потери и, по существу, разгромлен.
Мы продолжали удерживать свои позиции. Но на севере, в районе Львова,
обстановка складывалась явно не в пользу советских войск. Начался отход на
восток и от реки Прут. Мы отступали медленно, сдерживая противника. Почти
целую неделю корпус сражался возле Кишинева. А 10 июля, после незавершенного
контрудара наших войск, командование 9-й армии поручило корпусу прикрыть
разрыв между 35-м и 48-м стрелковыми корпусами. Разрыв этот достигал ста
километров. Двух моих дивизий было явно недостаточно для того, чтобы надежно
прикрыть этот участок. Я решил вести маневренную оборону на
оргеевско-дубоссарском направлении, чтобы сковать силы противника,
угрожающие флангам нашей пехоты.
Командный пункт корпуса разместился под Оргеевом. Немецкая авиация
почти беспрерывно бомбила город и мост через реку Реут. Только 12 июля
артиллеристы-зенитчики сбили четыре вражеских самолета - в первые дни войны
это считалось немалым.
По данным разведки, на мой корпус наступали две дивизии противника: на
левый фланг, в гористой местности, 5-я пехотная дивизия румын, правее - 50-я
пехотная дивизия немцев.
12 июля я выехал в район Сераштены, где вел бой 72-й кавалерийский
полк. По дороге нагнал пешего красноармейца. Я пригласил его в машину.
Стройный, смуглый, широкоплечий, он оказался из 72-го кавполка. Лошадь у
него взял командир, чтобы заменить свою, убитую при бомбежке. И вот теперь
красноармеец догонял эскадрон пешком, торопился - знал, что товарищи
отправились в бой.
- Страшно было в первые дни? - спросил я его.
- Нет, ничего, - ответил красноармеец. - А теперь тем более. Привыкать
начали.
- Стреляете хорошо?
- Отлично, - с гордостью сказал он.
Под минометным огнем мы проскочили через поле и укрылись в овраге. Я
привез бойца прямо в его эскадрон, уже спешившийся для наступления.
Красноармеец сразу же занял место в цепи. Я проводил его взглядом. Радостно
стало от того, что наши командиры и политработники вырастили, воспитали
таких воинов. И в то же время думал: надо бить, уничтожать противника, но
так, чтобы сохранить в живых как можно больше этих чудесных крепких парней.
72-й кавалерийский полк, ведя бой со 123-м немецким пехотным полком,
захватил несколько пленных. Но гитлеровцы подтянули резервы, их натиск
усилился. Я приказал командиру полка продержаться до ночи, а с наступлением
темноты отойти к Оргееву.