"Руслан Белов. Как я таким стал, или Шизоэпиэкзистенция" - читать интересную книгу автора

некрепкая Света разошлась по швам и расплакалась, я ушел на улицу. Ушел,
чтобы не показать любимой жене сволочную победную усмешку, готовившуюся
опоганить лицо.
"Ради красного словца не пожалеет и отца"... Это про меня. И эта
безжалостность есть убийство. Ты находишь острое слово, вынимаешь и вгоняешь
его в сердце матери, жены, сына, друга, просто человека.
Пушкин и Лермонтов страдали этой же болезнью.
Писать бы, как они.

Почему их не было? Мысли только о них. Писать не получается. Им ведь
даже не позвонишь...

13.09.73. Вчера поднялись с 1800 до 3800. Барбос говорил, что остались
легкие прогулки (от вчерашней он всю ночь охал в унисон со мной). До вершины
шел неплохо. На обратном пути полез не по той щели и уперся в обрыв,
спуститься с которого можно было только в царствие небесное. Барбос смолчал
(в предыдущем маршруте ошибся он). Пришлось идти километр до следующей щели.
Когда подошли к уступу, высотой около полутора метров, Костя удовлетворено
сказал, что к 9-ти доберемся до Риткиных котлет (недавно коногон зарезал
взбесившуюся кобылу, и мяса навалом). Я сел перед уступом и стал
раздумывать, как спуститься. Думал, как думает разваренная макаронина - было
уже на все наплевать. И тут он скомандовал: - "Прыгай!" В другой раз я бы не
послушал. А тут спрыгнул. Нога подвернулась, в следующий миг рюкзак, чуть
задержавшийся в полете, догнал зад. Ступня распухла сразу. До лагеря - 2 км
спуска по крутому, скалистому склону. Перекурили. Потом сел, оперся руками о
землю. Выкинув больную ногу вперед, здоровой отталкивался. Следом шел Костя
со своей куриной слепотой, моим рюкзаком, а потом и радиометром (это был
большой плюс, смотреть, как начальник тащит твою треклятую поклажу). Снова
уперлись в обрыв. Бросил камешек - он летел секунды три. Пришлось ползти
вверх, потом в сторону. Через сорок минут подошли к обрыву метра в 2. Костя
стал жечь сухой юган, и я по прилепившейся арче спустился вниз на руках.
Ниже был другой обрыв - метров в 20. По его кромке можно было перевалить в
соседнюю щель, она спускалась прямо к лагерю. Долго спорили, как идти, чтобы
не свалиться. Костя так обессилел, что передвигался моим способом, т.е. на
заду. По осыпи спустились, освещая дорогу факелами из югана. В лагере огонь
увидели, и Костя закричал: "К мосту, к мосту!", но никто не отреагировал.
Потом выяснилось, что товарищам послышалось: "Веревку, веревку!", и они
стали ее искать. Нога сильно распухла, но боли не было. Ее опустили в
ледяную воду и облили йодом. Спал урывками - ночью все разболелось.
Костя утром ушел в маршрут. Говорил со мной. С уважением. Сказал, что
после окончания университета, я смогу устроиться в любую партию на хороший
оклад - он похлопочет.
Смотрел на себя в зеркало стереоскопа - лицо, черное от пыли и грязи,
потеки пота. Повариха принесла завтрак и, увидев потеки, вскричала: "Ты,
что, плакал?!". Где-то в глубине души я доволен случившимся. Завтра у матери
день рождения.

Она пришла наплывом счастья. Счастливо-глупый я думал, есть ли у нее
мобильный телефон, и если нет, то надо бы купить. Телефон был. Она сообщила
номер и сказала: мы не расстаемся, ведь мы не можем расстаться. - Мы