"Василий Белов. Час шестый ("Час шестый" #3) " - читать интересную книгу автора

за трудодни, ни за деньги.
- Нет, пускай срочно все отдают Миронову! И печать, и омбарные книги! -
кричал Судейкин.
- Киндя, ты кому это говоришь? Так тебя и послушали.
- Послушают, ежели совесть есть.
- Нам без Сопронова опеть не разобраться.
- А вот и сам он идет!
- Игнатей Павлович, правда ли, что нонче стало две Шибанихи? Объясни,
пожалуйста, в определенности и по-русски.
Сопронов снова стал прежним:
- Да, товарищи, есть решение Ольховского ВИКа! В "Первой пятилетке"
постановили сделать две бригады в связи с многочисленностью людей в нашем
колхозе.
- Кто решил? На собранье об этом речи не было.
- Где предрик?
- Предрик-то спит, - молвил Судейкин.
- Не с Палашкой ли? - обронил кто-то из мужиков, но эту реплику замяли,
потому что Палашка и Вера, держа на плечах косы, как раз подходили со
стороны Самоварихина подворья.
Солнце всходило все выше и припекало. Начальство во главе с Игнахой
опять забилось в контору. Туда же пришел и председатель РИКа Микулин, он и
взял на себя все руководство. Решали, что делать с подпиской на заем,
говорили о шести сталинских условиях, о задачах кролиководства и
повсеместного силосования. Когда дело дошло до уборки и озимого сева, а
главное, до строительства нового скотного двора, в конторе скопилось
порядочно народу. Но все это было "мужское сословие", как выразился Киндя
Судейкин. Оно не спешило косить на силос... Косили по реке бабы и девки, а в
конторе мужики переводили табак. Говорили и про Сельку-шила, который
направлен в Вологду поступать на ветеринарный рабфак. Селька был послан на
этот рабфак без производственного стажа, как пострадавший от кулацкого
засилья...
Микуленок зачитывал постановление РИКа по дорожному строительству и
делал сообщение по международному положению, где говорилось о
японо-китайской войне и члене германского рейхстага Кларе Цеткин, которую
травят немецкие фашисты. Тогда и послали Мишу Лыткина за Евграфом.
Новоизбранный председатель, однако же, в то утро на люди не появился.
Напрасно Лыткин дважды бегал за ним. Евграф подался косить с женщинами, а
Марья нянчила Палашкину деву.
Палашка с Верой уходили косить к реке словно на праздник.
- Баушка, я покошу, дак приду! - издали кричала Вера старухе Тане. -
Приду и робят чем-нибудь покормлю...
- Иди, иди с Богом. Пусть робетешечки спят. Может, и я их покормлю чем,
когда пробудятся...
Кривая Таня пошмыгала носом и заспешила из предбанника в баню. Самый
маленький начал сказываться.
Кормить старухе четырех роговских "мужиков" было нечем. Милостыньки в
решете кончились, а в корзине оставалось всего два сухаря и одни крошки. "А
пускай спят", - подумала Таня и посадила самого младшего на порог. Сама
устроилась рядом и тихо запела: