"Михаил Прокопьевич Белов. Экспедиция инженера Ларина " - читать интересную книгу автора

так уж много этих самых стиляг. Вы не хуже меня знаете, что молодёжь у нас
чудесная. Разве мало свершается героических дел молодыми людьми? Я глубоко
убеждён, что вскоре, даже скорее, чем вы думаете, наш экипаж будет состоять
из хороших моряков.
- В принципе Иван Константинович прав, - вдруг поддержал капитана
старший механик. - Кустарщиной занимаемся. Почему бы не оборудовать
специальное учебное судно и не организовать на нём своеобразные курсы
морской практики для молодёжи? А если глубже заглянуть, то на Камчатке давно
следовало бы открыть несколько средних школ с морским уклоном, и проблема
кадров была бы решена...
- Разделяю вашу точку зрения, - сказал Ларин, думая о своём, и включил
микрофон.
Чёрный круглый репродуктор над дверью кают-компании заговорил. Ларин
досадливо поморщился. Вместо голоса вахтенного донеслись посторонние голоса.
Спорили, очевидно, в красном уголке с включенным микрофоном. Постепенно
голоса стихли. Теперь говорил один человек, говорил насмешливо, едко.
- Голос Щербаня, - заметил старший механик. - Помешался человек на
машинах. Ишь ты, как отчитывает!
Ларин заинтересовался. С Щербанем ему довелось учиться в средней школе
во Владивостоке. Это было давно. Но уже тогда Щербань увлекался машинами. С
девятого класса он перевёлся в мореходную школу, и с того времени их пути
разошлись. Друзьями они никогда не были, и когда неожиданно столкнулись на
палубе "Урагана", даже не сразу узнали друг друга, а узнав, поздоровались,
как будто только вчера расстались. Щербань насмешливо бросил: "Рассказывали
о твоём электролове. А я вот дослужился (так и сказал - "дослужился") до
третьего помощника стармеха". О том, что делал Щербань последние пять-шесть
лет после окончания мореходной школы, неудобно было расспрашивать, а сам он
не рассказывал. И сейчас, слушая Щербаня, Ларин всё больше хмурил брови.
"Миром должны править инженеры и техники", - вот основная идея, которую
развивал Щербань. Идея эта была не новой и, по убеждению Ларина, ложной и
вредной. Она стала модной среди некоторой части технической интеллигенции в
середине двадцатого века. Споры по этому поводу возникали горячие. Спорили
на страницах газет, в клубах, студенческих общежитиях. Конечно, не спорить
люди не могли. Их куда сильней, чем все романы, картины и симфонии, потрясли
искусственные спутники Земли и Солнца, первые шаги в освоении космоса. Но
искусство-то будет жить всегда. Помимо работы, человеку нужны и общественные
идеалы, и всестороннее познание мира, и близость к искусству, и высокая
любовь...
Ларин мысленно спорил с Щербанем.
"Милый ты философ, - вдруг улыбнулся он, услыхав голос Вершинина. -
Больше, больше страсти и огня, Алексей!" Ларин поднялся и, заложив руки за
спину, стал ходить по кают-компании. Усков и старший механик сошлись, как
два петуха, и тоже спорили... о машинах и об искусстве. И вдруг в
репродукторе музыка заглушила людские голоса, потом кто-то запел. Знакомый и
близкий сердцу романс. Сколько в нем тепла, искренних, больших чувств. Он
волнует, возвышает иоблагораживает.
- Ну, что скажешь, любезный? - спросил Усков старшего механика. Седые
усы у него воинственно топорщились. - Девчонка-то права.
- Ну, это из классики, - неопределённо ответил старший механик.
- То-то и оно, что из классики!..