"Александр Беляев. Мертвая голова" - читать интересную книгу автора

обезьяна. Вися на хвосте, она ритмически раскачивалась, пытаясь дотянуться
рукой до попугая. Но попугай, прикинув расстояние скошенным глазом, сидел
неподвижно и продолжал свое ворчливое "о-а", как сосед, который затеял
ссору от скуки. Две маленькие обезьянки заметили человека и некоторое
время следовали за ним, ловко перебираясь на руках по лианам. Одна
обезьяна ухватила за хвост другую. Та завизжала, оскалила зубы, и вот они
начали драться, забыв о Мореле.
Лес жил своей жизнью.
Ноги Мореля мягко ступали по устланной мхом и перегнившими листьями
земле. Становилось все труднее идти. Влажный, оранжерейный воздух был
наполнен ароматами цветов и растений так сильно, что Морель задыхался. Как
будто над этим лесом прошел ливень из одуряюще пряных духов. Сачок путался
в ветвях. Морель падал, зацепившись за лианы или поваленные стволы,
обросшие мхом. Ученый прошел не более трех километров, а уже чувствовал
усталость и весь был покрыт испариной. Он решил выйти на открытое место.
Осмотревшись, Морель заметил вправо от себя светлое пятно, как будто там
занималась заря, и пошел на этот просвет. Скоро он вышел на лесную
прогалину, шедшую вдоль высохшего русла одного из бесчисленных мелких
притоков Амазонки. В период дождей по этому руслу бушевала настоящая река,
увлекавшая в своем стремительном течении бурелом. Но теперь дно было сухо
и покрыто острыми болотными травами. Лишь по краям и кое-где по дну были
разбросаны перегнившие стволы деревьев, оставшиеся от половодья.
Морель спустился в сухое ложе реки и вдохнул в себя более сухой и
разреженный воздух. В ту же минуту его внимание было привлечено огромной
бабочкой, имевшей размах крыльев более метра. Морель даже пригнулся,
готовый к прыжку. В нем заговорил ученый и страстный охотник на насекомых.
"Совершенно новая разновидность acherontia medor (мертвая голова)", -
подумал Морель, следя за полетом бабочки.
Спина бабочки была не бурая с серовато-голубым отблеском, как обычно,
а золотистая, с темно-синим рисунком черепа и скрещенных костей. Передние
крылья ее были такого же золотистого цвета, а задние - лазоревые. Морель с
огорчением подумал о том, что его сачок слишком мал, чтобы захватить такое
большое насекомое. Но выхода не было. Он должен был поймать эту бабочку,
хотя бы с риском повредить ей крылья. И Морель прыгнул на бабочку,
взмахнув сачком. Потревоженная бабочка издала свистящий звук и полетела
вдоль ручья, как бы подзадоривая охотника. Морель, прыгая и падая, побежал
за ней. Еще за минуту до этого единственным его желанием было растянуться
в траве и отдохнуть. Но теперь он забыл об этом и стал гоняться за
бабочкой с таким жаром, как будто ловил собственное бессмертие. А бабочка,
медленно махая мягкими крыльями, продолжала манить его за собой, как
болотный огонек, ловко увертываясь от сачка в своем зигзагообразном
полете. Русло реки извивалось, разветвлялось на несколько русел, делало
крутые повороты, что еще больше затрудняло погоню. С Мореля пот лил
ручьями, заливая глаза; мешок за спиной и ящик для насекомых болтались на
нем, как на взбешенном верблюде, но он ничего не чувствовал и не видел,
кроме порхавшего в воздухе "золотого руна". Десятки раз он был близок к
победе и уже издавал торжествующий крик, но бабочка была неуловима, как
сказочная "синяя птица". Морель давно уже перестал замечать дорогу для
обратного пути. Если бы сейчас половина Бразилии провалилась сквозь землю,
он не заметил бы, загипнотизированный "мертвой головой".