"Классные и внеклассные приключения необыкновенных первоклассников" - читать интересную книгу автора (Велтистов Евгений)ФельетонистыКак всегда, в среду вечером из репродукторов раздался знакомый голос радиокорреспондента: – Говорят Ерши! Говорят Ерши! Начинаем очередной выпуск районной радиогазеты… Наши герои уткнулись носами в репродуктор. Они повизгивали и похрюкивали от волнения: представить только – сейчас их услышит весь район, все ребята и их родители, собственный отец, задержавшийся в конторе, и даже директор совхоза! Великое изобретение нашего века – радио – работало на всю мощь! Передача посвящалась детям района. Сначала радио рассказало, как школьники заканчивают четверть: в основном это трудовые победы над неизвестным прежде, четверки и пятерки в подавляющем большинстве на полях тетрадей и дневников. Вывод ясен: на отличников должны равняться отдельные отстающие ученики. Вторая страничка радиогазеты посвящена юному изобретателю. Мальчик Саша, четырех лет от роду, изобрел лекарство, известное в аптекарской науке как средство от истощения. Произошло это случайно: за ужином Саша смешал печеночный паштет с сахарным песком, а бабушка, страдавшая отсутствием аппетита, механически съела новое блюдо. Головные боли у бабушки мгновенно прошли, настроение поднялось, и она, узнав причину чудесного исцеления, от души расцеловала внука. Открытием заинтересовался районный врач Самохвалова. «Закончим нашу передачу радиофельетоном „О ябедах“, – бодро объявило радио. – У микрофона ученики первого класса „А“ Одномах и Вертохвост». Авторы со столь таинственными именами так бурно засопели, что Картина громыхнула из своего гнезда на балконе: «Крише!» -не слышно, мол, членораздельных звуков, тише! «Дело было так, – прозвучал приятный голос Вертохвоста, и Дыркорыл очень удивился: что значит техника – ты сидишь дома с закрытым ртом и слушаешь сам себя! – Итак, все было обычно: ярко светило солнце за окном, пели птички, а я сидел в классе и решал трудную задачку. Как вдруг кто-то дерг меня сзади…» – За хвост, – подсказал Дыркорыл. Но эти слова, записанные на магнитную ленту, в передаче не прозвучали. «Я оборачиваюсь, – продолжал репродуктор голосом Дыркорыла, – и вижу: это мой товарищ Яша П. Я махнул ему: привет, Яша, как у тебя с задачей?! А он сразу жалуется учительнице: „Дыркорыл поставил мне на рубашку кляксу!“ И тут начались неприятности…» Дыркорыл вспомнил с неудовольствием все события того дня: как он языком слизнул кляксу с Яшиной рубашки, как Яшка нажаловался потом своим старшим братьям и те трогать малыша не стали, а обозвали свининой, а он их – ябедой-говядиной, как потом Нехлебов с неудовольствием заметил, что Дыркорыл зря отвечал на грубость… Эти подробности не были упомянуты в фельетоне. Но и так каждый слушатель догадался, что история не закончилась мирным рукопожатием. Зазвучал мягкий бархатный голос Одномаха. Одноух ни на кого не жаловался, но давал понять, что каждый, даже незначительный жалобщик, вовлекает в круг своих интересов множество занятых людей. Только три случая затронул выступавший – с надоевшей всем зачерствелой булочкой, со своими неподатливыми ушами и с изгрызанным мягким ластиком, но вывод его оказался точен: в эти истории были втянуты пять бабушек, трое дедушек, две мамы, один папа, трижды учительница в одном лице – итого двенадцать взрослых. «Кар, кар, кар-р-р!» – возмутилась со своего места Картина. А я, мол, в свои двести с лишним лет – не в счет? Я разве не участвовала?! – Ты – своя, – махнул лапкой Одноух. «Подведем итоги, товарищи, – объявил репродуктор, – и задумаемся, так ли мы тратим свое общественно полезное время?..» – Так ли?! – подхватили в один голос Вертохвост и Одномах в своей квартире. Репродуктор ответил и на этот вопрос: «Вывод ясен: ябедизм нетерпим в рядах школьников!» И умолк. В ту же секунду зазвенел телефон и пронзительно-веселый голос спросил: – Кто говорит со мной? Одномах или Вртохвост? Дыркорыл, взявший трубку, струсил, пролепетал: – Я еще не говорю… Это вы говорите… – Ты кто? Не бойся назвать себя! – язвила трубка, и в задорной интонации Дыркорыл уловил голос отца. – Я, – вздохнул он, – Дырк… – Вы что? – взревел неожиданно Нехлебов. – Наябедничали на весь район и – довольны? – Кто – мы?! – обиделся Дыркорыл. – Ты разве не слышал? – И объяснил словами корреспондента Силкиной: – Это фельетон, а критика – острое оружие… Понимать надо, – добавил он от себя. – Понятно: поросенки вы! Сейчас разберемся! – И Нехлебов бросил трубку. На разведку была послана Картина. Она вернулась и доложила, что Нехлебов выбежал из конторы в каком-то странном виде: одна половина лица белая, другая красная. А у подъезда, что самое главное, собрались деды с палками. В том числе и те самые – задетые фельетоном… Но и без доклада Картины было ясно, что квартира на осадном положении. Авторы фельетона своими ушами слышали в открытом окне голоса: – Бандитизм, говорят, наблюдается в рядах школьников… – Нехлебовы это, точно. – Пальнуть в них солью! – Из чего? Из палки? – Да хотя бы из палки!.. Мне однажды влепили, так до сих пор помню… Серый Одномах запер все замки, припер дверь щеткой, а Картину шепотом пригласил с балкона в комнату. Бледный Вертохвост вооружился молотком, объявил, что не откажется ни от одного своего слова. Картина устроилась на книжной полке. Они сидели и переживали короткую сцену, разыгравшуюся под их окном. К подъезду подошел совхозный бухгалтер Нехлебов. – Михаил Михайлович, это твои выступали? – Да, мои! – запальчиво объявил бухгалтер. – А что? – Зачем же так… обижать… Сто лет, говорят старики, такого не было… – Сто дет назад, – спокойно отвечал бухгалтер, – не существовало радио. – Было, Миша, было. Устное, деревенское радио. А тут… свои все ж таки, соседи… – Вы против критики? – вскрикнул бухгалтер, и Одноух, изумившись тону его голоса, сжал молоток. – Почему против? Критику читаем, слышали, понимаем… – А вы знаете, – спокойно сказал Нехлебов, – кто больше всех обижен во всей этой истории?.. И ответил, глядя в лицо соседям сквозь толстые линзы очков: – Я! И объяснил: – Потому что я многое не знал о своих сыновьях! И спокойно, как полководец, вошел в подъезд. Дверь была распахнута. Фельетонисты прилипли спинами к обоям. – Слышали? – блеснул очками Нехлебов. – Слышали! – радостно подтвердили Нехлебовы. – Молодцы! Ничего не бойтесь, – сказал отец и вдруг прислонился лбом к холодному стеклу. – Обалдеть от вас можно… – Что значит обалдеть? – спросил Дырк. – Ладно, я этого не говорил! А вы все уроки сделали?.. – Осталось одно пение… – Тогда готовьтесь, – твердо сказал Нехлебов. – А я возьмусь за ужин. До позднего вечера в разных квартирах звучали голоса: «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо…» Первый «А» готовился к пению. |
||
|