"Тонино Бенаквиста. Кто-то другой " - читать интересную книгу автора

После встречи с той блондинкой в Люксембургском саду он пересмотрел свои
критерии. При малейшем движении белые шортики позволяли любоваться
красивыми, накачанными ногами, поднимавшими пупок точно на уровень сетки. Ей
было лет сорок пять, улыбка и морщины женщины, любящей жизнь, кожа,
привыкшая к невероятно дорогим кремам, вульгарный голос, манера речи,
похожая на короткий удар слева, и грудь, слишком крепкая, чтобы быть
волнующей. Но в тот день Тьери владели не эмоции, а чувство сродни
чревоугодию. Пышная грудь, удерживаемая лифчиком для чемпионок, созданная
тысячами ударов справа, слеза, выигранных подач, ни одного пощаженного
мускула, - со временем это принесло плоды. С грудью Надин Тьери мог играть,
придавать ей любую форму, а потом переходить к остальному. Тьери представил
себе, как он проводит остаток жизни с подобной женщиной - огромной машиной,
которая живет сама по себе и умеет заставить его смеяться. Ничего общего с
мордашкой брюнеточки, которая думала только о том, чтобы свернуться
клубочком рядом с ним. Надин иногда мягко вклинивалась в беседу, но чаще
предоставляла говорить другим. С течением времени Блен начал ненавидеть ее
скромность. Случалось даже, что он находил ее мягкость невыносимой.
- Тьери?
- Что?
- Подожди, я только накрашу губы, и поедем.
- Можешь не торопиться.
Надин всегда называла его только по имени. Иногда ему хотелось бы стать
ее котиком или ее сокровищем - не важно, что это смешно, - но только не ее
Тьери. Все знакомые тоже называли его Тьери, и никто, даже его родители, не
посягали на его имя, чтобы сделать его звучание близким и родным. Ни одна
женщина не вздыхала: "Тьери!" - когда они занимались любовью, это не было
криком сердца, любовным стоном. Он не мог вспомнить уменьшительное от Тьери,
прозвище, образованное от Блена, и бог знает, были ли они вообще. Это имя
ему не нравилось не само по себе, но оно гораздо больше подходило другим. В
детстве он не пытался стать Тьери, существовать как Тьери, хотя он и знал
настоящих Тьери, которые жили в ладу со своими двумя слогами, с улыбкой
Тьери на губах. С годами ничего не изменилось, ему было все хуже и хуже в
шкуре Тьери, он звался Тьери, как мог бы зваться Бернаром. Загвоздка в том,
что он не больше был и Бернаром. Он не был счастлив зваться Тьери, но его
родители не соизволили дать ему других имен, за которые он мог бы уцепиться.
Если бы он только мог выбирать из Тьери Луи Бастьен Блен, он бы поставил
всех в известность, что его зовут Луи, и все было бы в порядке. Он
чувствовал себя гораздо больше Луи, чем Тьери. Поэтому он был Тьери
досадующий. Недостойный Тьери. Или недостойный быть Тьери.
Фамилия никогда не создавала проблем, в ней ведь так мало интимного.
Тьери знавал десятки Бленов, начиная с дядей и тетей, стариков и детей, одни
только Блены, он чувствовал себя не больше и не меньше Бленом, чем
кем-нибудь другим. И тут дело было только в звучании. "Слушайте, Блен,
зайдите ко мне в кабинет". Но в конце концов, как и все остальные, он
привык, однако был уверен, что фамилия не записана ни в душе, ни в сердце, а
только в памяти. Вот, например, пес, которого всю жизнь звали Султаном,
может хотя бы неделю отзываться на "чайник" или "Версаль". Человек не должен
сильно отличаться.
Из вопроса об имени вытекали все прочие. "В конце концов, что такое
гражданское состояние? - подумал он. - Кто сделал так, что я существую