"Элизабет Беннет. Душою и телом " - читать интересную книгу автора

оттолкнуть. Весь вечер она была преисполнена решимости не подпускать его к
себе, но стоило ему заключить ее в свои объятия, и сердце Касси оттаяло.
- Я так соскучился по тебе, - шептал он, целуя ее губы. А в ее голове,
словно молот, стучали слова Миранды: "Никому не доверяй. Не доверяй никому".
Ей вспомнился ее жуткий ночной кошмар. Но Джесон прижимал ее к себе все
крепче, целовал все более страстно... она забыла обо всем и окончательно
потеряла голову.

24

- Ты снял, как он пожимает руку этой кикиморе в инвалидной коляске? -
спросила Шейла Гарви, одного из операторов, когда они сели в машину.
- Мы засняли его пожимающим руки абсолютно всем, - ответил он,
усмехаясь. - Этот парень удивительно здорово пожимает руки, поскольку его
собственные и так постоянно трясутся.
- Что ты имеешь в виду, Гарв? - спросила сидевшая на первом сиденье
Касси. Машину вел Фредди, другой оператор. А на заднем сиденье теснилась
Шейла, Гарви и Кэл, звукорежиссер.
- То, что у нашего многоуважаемого сенатора сухое горло, - ответил
Гарви, закрывая крышку камеры. - Я случайно заметил, как он втихаря лакает
прямо из горла огромной бутылки.
- Я надеюсь, ты ничего не отпустил в его адрес? - спросила Касси,
глядя, как автомобиль сенатора отъезжает от здания школы в Бруклине, где они
только что отсняли Хааса.
- Нет, я лишь попросил у него глоток.
- Что-о?
- Да он же дурака валяет, Касси, - вмешалась Шейла, которая кокетничала
с Гарви и всячески подчеркивала, что знает его как облупленного. - У Гарви
весьма специфический юмор, который не всем понятен.
- Да как же тут обойтись без юмора, когда такое творится? - проворчал
Гарви. - Приволокли какого-то старого пропойцу, заставляют нас его снимать,
а обращаются с ним, словно он папа Римский. Черти что! Клянусь, на следующей
же съемке возьму с собой камеру в сортир и запечатлею, как он там хлещет
виски.
- Ты же сам прекрасно знаешь, Гарв, что не сделаешь этого, - вздохнула
Шейла. - Зачем же пугать Касси? Не волнуйся, Касси, это он только на словах
такой храбрый, а вообще-то он послушный.
- Но мнения своего я не имею, - ворчал Гарви. - Да я скорее за тещу
свою пойду голосовать, чем за этого сукина сына.
Касси понимала, что переубеждать его бесполезно. Хаас действительно не
вызывал к себе никакой симпатии. Они уже две недели снимали его как
заведенные, а едва ли наберется хоть пять минут, которые нестыдно будет дать
в эфир.
Прежде всего, отвращение вызывала физиономия сенатора - красная,
одутловатая. На телеэкране она и вовсе будет как блин. А что он нес! И хотя
помощники сенатора перед каждым его выступлением давали Касси текст его
речи, слова Хааса, как правило, имели к написанному весьма отдаленное
отношение. Но самое ужасное происходило тогда, когда ему начинали задавать
вопросы.
- Не бросайте школу. Это самое лучшее, что вы можете сделать для себя,