"Пьер Бенуа. Атлантида " - читать интересную книгу автора

кардинала Лявижери*. [Французский кардинал, примас Африки, основавший в
Алжире несколько монастырей и школ. (Прим. перев.)]
После двухдневного привала в Темассинине, мы свернули в сторону, чтобы
отклониться к юго-западу от пути, по которому шел Флятерс. Мне принадлежит
честь открытия, еще до Фуро, важного значения Темассинина, как
геометрической точки пересечения караванных дорог, и указания места, где
капитан Пэн недавно выстроил форт. Здесь скрещиваются тракты, ведущие в Туат
из Феццана и Тибести, вследствие чего Темассинин является, несомненно,
будущим центром великолепного осведомительного бюро. Сведения, которые я
собрал во время нашего пребывания там о злых умыслах наших врагов, оказались
очень серьезными. Отмечу, кстати, что меня удивило полное равнодушие, с
каким Моранж относился к моей деятельности политического следователя.
Все эти два дня он провел в разговорах со старым негром - сторожем
гробницы, хранившей под своим гипсовым куполом останки высокочтимого
Сиди-Муссы. Я очень жалею, что содержание его бесед с этим официальным лицом
ускользнуло из моей памяти. Но, судя по восторженному изумлению, которое
отражалось на лице темнокожего, я понял, насколько я был невежествен по
части тайн, скрывавшихся в недрах неизмеримой Сахары, и как хорошо они были
известны моему спутнику.
Если ты хочешь иметь понятие о той необычайной оригинальности, которую
Моранж вносил, вообще, в свое экстравагантное поведение, то об этом будет
интересно послушать даже тебе, уже привыкшему к делам и людям юга. Мы
находились, точно говоря, в двухстах, приблизительно, километрах от нашего
форта, в самом центре Великой Дюны, на страшной дороге, по которой
приходится идти целую неделю, не встречая ни капли воды. В наших мехах ее
оставалось до первого колодца всего на два дня, а ты знаешь, что над этими
источниками, как писал Флятерс своей жене, "надо трудиться целыми часами,
чтобы их откупорить и напоить животных и людей"... Но я уклонился в сторону.
На этом пути мы повстречали караван, который шел по направлению на восток, к
Гадамесу, и слишком забрался к северу. Горбы его верблюдов, сильно
сократившиеся в объеме, красноречиво говорили о страданиях отряда. Совсем
сзади плелся серый ослик, жалкое на вид длинноухое животное, которое
спотыкалось на каждом шагу, хотя купцы его разгрузили, зная, что он должен
издохнуть. Напрягая свои последние силы, он инстинктивно тащился за
караваном, чувствуя, что в тот момент, когда он остановится, наступит конец
и над ним громко зашуршат крылья плешивых коршунов. Я очень люблю животных,
которых, по очень многим и серьезным причинам, предпочитаю обществу
человека. Но мне никогда не пришло бы в голову сделать то, что выкинул
Моранж. Как я уже тебе сказал, наши мехи были сильно истощены, и наши
собственные верблюды, без которых люди, находящиеся в бесплодной пустыне,
обречены на гибель, шли без воды уже много часов. Моранж остановил своего
дромадера, заставил его опуститься на колени, отвязал мех с водой и напоил
ослика. Мне было, конечно, приятно увидеть, как запрыгали от удовольствия и
счастья тощие бока несчастной скотины. Но на мне лежала ответственность за
мой караван, и к тому же я заметил возмущенный вид Бу-Джемы и
неодобрительные взгляды моих страдавших от жажды спутников. Я сделал Моранжу
замечание. Если бы ты видел, как он его принял! "Я отдал то, на что я имел
право, - ответил он. - Мы придем к колодцам Эль-Биода завтра вечером, около
шести часов, а до тех пор, я знаю это наверняка, мне не захочется пить". И
все это было сказано тоном, в котором я почувствовал в первый раз капитана.