"Пьер Бенуа. Владетельница ливанского замка " - читать интересную книгу автора

кончил Политехникум. Он мог заработать большие деньги в промышленности. Но
он выбрал военную карьеру. Приданого моей матери хватило на расходы по
проезду, на то, чтобы подновить жалкую мебель, которая не выдерживает больше
трех переездов из гарнизона в гарнизон. Они никогда не жаловались. С моей
стороны было бы дурно не следовать в этом их примеру. Когда мама умерла,
папа попросил перевода в Сирию; его соблазнил обманчивый блеск высокого
жалованья, он надеялся сделать кое-какие сбережения. Сбережения! - Она
горько засмеялась. - У нас их набралось десять тысяч франков! Через два
года - отставка, шесть тысяч франков! Умри отец завтра - у меня останется
только пишущая машина. Вот почему я вам сказала, что ваша и моя бедность не
одно и то же, Люсьен.
- Вы доверяете мне или нет? - спросил я.
- Доверяю ли я вам, мой бедный друг! Зачем вы меня об этом опрашиваете?
Конечно, да. Но я совсем не доверяю жизни. Осуществление плана, о котором мы
мечтали, для меня так прекрасно и так неожиданно, что, сознаюсь, я живу в
постоянной тревоге: вдруг что-нибудь случится...
- Что, Мишель?
- Не знаю, - сказала она, опуская глаза. - Я боюсь, Люсьен, боюсь.
Я поднялся и подошел к ней. В это время дверь открылась. Вошел денщик.
- Барышня!
- Что такое?
Он смущенно что-то тихо говорил ей.
- Боже мой! - сказала она. - Это катастрофа! Меня требуют на кухню. С
мороженицей что-то случилось, и соль попала в сливки. Извините меня.
Я остался один. И теперь я в мельчайших подробностях увидел скромную
гостиную, куда я пришел в первый раз, так как до сих пор единственным местом
наших встреч, которые привели нас к этому как бы обручению, был госпиталь.
Она ничем не отличалась от обычных офицерских гостиных в колониях: ковры, из
которых один или два еще имели какую-нибудь цену; бронза, несколько
безделушек из Франции, уцелевших каким-то чудом при постоянных переездах,
затем портреты: полковника, молоденькой женщины, - вероятно, матери Мишель;
наконец, портрет Мишель четырех-пяти лет. У нее и тогда были те же светлые
глаза, то же застенчивое, но упрямое выражение лица... Внизу на полях
фотографии стояло имя и адрес фотографа - "Бар-ле-Дюк", - Бар-ле-Дюк, где
полковник, по его рассказам, стоял с гарнизоном в 1903 году. Я быстро
прикинул в уме, сколько же лет Мишель. Двадцать четыре года. Да, это было
так.
Послышался автомобильный гудок, а затем шум подъехавшей машины. В ту же
минуту вошла Мишель.
- Вот и отец, - сказала она.
Во всех случаях жизни все переживания полковника можно было читать по
его лицу, как по книге. В этот день нам не надо было быть особенно
прозорливыми, чтобы увидеть, что он привез с собой новости, и притом
хорошие.
- А, Домэвр, вы уже здесь? Что я говорю: я и забыл, что я сам опоздал,
да еще на целых полчаса! Но это не по моей вине, дети мои, и я уверен, что
когда вы узнаете... Довольно! Я и забыл, что обещал не болтать.
Он смеялся от души.
- А завтрак готов, Мишель? Надеюсь, моя маленькая глупышка, что ты
превзошла себя сегодня, потому что я голоден! Вы ведь тоже, Домэвр? Ну, как