"Пьер Бенуа. Владетельница ливанского замка " - читать интересную книгу автора

известных вам обстоятельствах. Генерал Гуро производил смотр войскам. Одна
из звезд Вальтера, плохо пришитая, упала на землю. "Возьмите вот эту и
замените ее", - сказал Гуро, указав ему на свой пустой рукав. Вот почему на
ленте Вальтера одна из звезд неуставного размера.
- Он выдержал в Турк-эль-Хамане самый неприятный караул, какой мне
когда-либо приходилось видеть, - сказал чей-то голос.
- Он был в Базанти, - добавил другой.
- Разумеется, а еще в Урфе.
- Ив Киллисе.
- Ив Мейселунге.
Я молчал. Я вслушивался с бесконечной радостью в голоса этих людей,
десять минут тому назад занятых пустою болтовней, а теперь сосредоточенно и
важно слагавших самый пышный хор похвал по адресу моего друга. Энтаг,
Мейселунг! То были славные имена сирийской эпопеи - единственные, которые
сумели запомнить эти праздные люди. Что стоят сверкающие взмахи сабли рядом
с ежедневным величайшим напряжением сил! Что значит величайший риск сражения
рядом с неисчислимой вереницей страданий, за которые ни одна звезда никогда
не засверкает на ленте Вальтера! Вопль бедного безвестного часового,
задушенного в ночи; умерший от лихорадки во время стоянки друг, тело
которого невозможно увезти с собой и надо похоронить где попало, - друг, чьи
несчастные кости будут вечно попираемы ордами кочевников; родник, к которому
стремились три дня и который оказался иссякшим; грозные бедуины,
появляющиеся на гребне песчаного холма, о которых не известно, являются ли
они представителями дружеского племени или разведчиками разбойничьей шайки,
в двадцать раз превосходящей числом подвластных тебе солдат; приказы,
которые отдаешь, которые надо отдавать даже тогда, когда не знаешь, хватит
ли сил их выполнить... Ах, Вальтер - такой грубый и добрый, такой простой и
великий...
Однако мне начинало казаться, что он никогда не расстанется со своими
авиаторами.
- Вот он! - воскликнул Блари.
Перед Вальтером бежала его борзая собака Калед. Она почуяла меня,
узнала, прыгнула мне на грудь. Я погладил ее узкую птичью голову, маленькие
ушки, коротко обрезанные, для того чтобы предохранить их от укусов лисицы.
- Вот наконец и ты! Можно подумать, что ты не очень-то торопишься
увидеться со мной.
Он пожал мне руку, взял стул. Ни одна хорошенькая женщина, сев рядом с
Блари или Рошем, не вызвала бы в них того горделивого волнения, какое они
почувствовали в эту минуту.
Но Вальтер не ответил на мои слова. А когда я снова повторил, холодно
спросил:
- Как твоя рука?
- Лучше. А ты как поживаешь?
- Хорошо, спасибо.
Его тон способен был рассеять радость встречи. Вальтер дулся на меня.
Мною тотчас же овладело желание как можно скорее объясниться с ним.
- Где мы обедаем?
- Я оставил за собой столик в Табари, - сказал он, - отправимся, если
хочешь.
- К твоим услугам.