"Нина Берберова. Аккомпаниаторша (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Федоровиче не упоминать о приходе Бера или нет? Но вот Павел Федорович
вернулся (с крупным выигрышем и как всегда веселый), а Мария Николаевна не
сказала мне ничего.
Но и ему она не сказала ни слова.
- Никто не приходил? - спросил он еще в передней.
И я ответила: "Никто, Павел Федорович", - думая получить в ответ
благодарный взгляд, но Мария Николаевна даже головы не повернула в мою
сторону.
А на следующее утро я, по ее просьбе, дозвонилась до Бера и передала
ему то, что она велела передать. Она слушала его голос во вторую трубку. Он
переспросил, поблагодарил. Вечером того же дня Мария Николаевна уговорила
Павла Федоровича повезти ее в один игорный дом, куда, не в пример
обыкновенным клубам, допускались и женщины (конечно, тайно). Они вернулись
поздно. Мария Николаевна разбудила меня, войдя ко мне.
- Для такого случая, - сказала она, садясь ко мне на постель, - можно и
потревожить эту соню-Соню. Продула восемнадцать тысяч, и Павел Федорович не
только не обругал, а еще утешал. (А говорят, - "купец"!) Потом вернула, и со
своими унесла еще семь тысяч. Играть-то надо умеючи! Это вам не петь! Петь
всякий может!
Она была так хороша, так весела, что мы с Павлом Федоровичем не знали,
как ее угомонить. Заснули мы все трое под утро. "Говорят, - "купец". Кто
говорит "купец"? - думала я. - Кто имеет право сказать ей про Травина, что
он "купец"?"
Но в Павле Федоровиче, я это понимала, было что-то, что могло коробить
людей, не принадлежащих к его кругу.
Он за этот год совершенно переменил свою внешность. "Купеческие" волосы
он снял и причесывался на пробор, по-европейски, вместо высоких сапог носил
первоклассные ботинки, зимою - гетры бледно-серого цвета. Белье, галстуки,
костюмы - все у него было превосходное, руки он выхолил, лицом покруглел и
надел на коротенький, волосатый мизинец кольцо с бриллиантом. И когда он
молчал и не двигался, куря сигару в кресле, вытянув ноги, выставив перед
собой уже немалый живот, его можно было принять за человека вполне
порядочного, за джентльмена, на грани почтенности.
Но стоило ему заговорить или пройтись - в нем вдруг проявлялась
какая-то веселая вульгарность, какая-то животность, упрощенность, видно
было, что всему на свете предпочитает он вкусно поесть, по-богатому выпить,
всхрапнуть, "игрануть", как он говорил, щегольнуть Марией Николаевной, - от
чего иные его знакомые слегка морщились, но что вовсе не мешало самой Марии
Николаевне. Она говорила, что считает, что мужчина должен быть именно таким:
грубоватым в своих вкусах, устойчивым в жизни, не обращающим никакого
внимания на то, производит он или нет благоприятное впечатление на людей,
вовсе ему ненужных. Она приблизительно так мне однажды и сказала:
- Есть что-то непозволительное, противоестественное, в двух людях,
когда он - весь в высоких мыслях, витает, ничего вокруг себя не видит,
ступает во все лужи, садится мимо стула, сморкается в чайную салфетку, а
она - все в уме высчитывает, сколько что стоит, и не текут ли калоши, и ах!
завтра за квартиру платить, и еще что-нибудь. Мужчина должен быть трезвым,
если надо - толкнуть соседа, чтобы самому пройти. Женщина - вы может быть
думаете, она должна быть вроде птицы? Нет, вовсе нет. Но если у нее есть
талант или хотя бы душа - она спасена.