"Нина Берберова. Облегчение участи" - читать интересную книгу автора

Виктор ЛЕОНИДОВ,
зав. архивом-библиотекой Российского Фонда культуры.

Облегчение участи

1

Мамаша, маман, маменька жила на седьмом этаже громадного старого дома.
Весь этаж отдавался по комнатам; в каждой комнате люди ели, спали, готовили
и в общий коридор, по вечерам, выносили ведра с отбросами. Старинного
устройства водяной лифт портился через день, свет не всегда горел на
лестнице, не имевшей окон, чугунная дверь на улицу была слишком тяжела, и
потому мамаша почти никогда не выходила: в лавку бегала соседка, в гости
мамаша отправлялась либо в своем этаже, либо этажом ниже - дом был заселен
русскими, и только в церковь - по большим праздникам - она спускалась и
потом долго поднималась, стуча зонтиком, дыша, чуть не плача. А когда ей
говорили знакомые, встреченные у свечного ящика: "Зашли бы как-нибудь,
Клавдия Ивановна, чайку попить", в мыслях был все лифт да лифт, темный
заворот этажей, крутые, обшмыганные ступени. "Нашли тебе место, и сиди,
думалось ей, - а то еще уйдешь - не вернешься, застрянешь между этажами или
задохнешься пешком". Алеша же находил, что квартирка у маман очень удачная,
что чем выше жить, тем чище воздух. Когда он приходил, он настежь открывал
окно, выходившее на глухое, круглое здание, похожее на земной шар, - то был
газовый завод. А за ним была видна бесконечная городская муть домов, крыш,
окон, какая-то башня, которая то пропадала, то появлялась снова, то с
флагом, то без, то с усеченной макушкой, то со статуей ангела на ней. "Какая
вы счастливая, маман, - говорил Алеша, - что живете так покойно, не
нервно", - и садился пить чай с пирогом, кренделем, вареньем, читать газеты,
которые носил с собой, а иногда рассеянно уставлялся неподвижными глазами в
трясущийся пробор, жидкие волосы, в сухие руки с кривыми пальцами. "Я даю
вам полную возможность жить в свое удовольствие, - говорил он, - и сам живу
в полное свое удовольствие. Достаточно мы в жизни промучались с вами,
теперь - ассе, ассе, ассе. Вы имеете электрическое освещение, теплый клозет,
солнце - и штору, если охота закрыться; у вас функционирует центральное
отопление, и документ ваш в полном порядке. Все это, маман, называется
комфортом, да, да! И мы с вами имеем его, потому что я - слава Богу!"
Она сидела за столом, кивала ему, улыбаясь, и, не глядя вниз, вязала
ему толстый белый свитер на спицах, а перед ней на столе лежала картинка
модного журнала, на которой был изображен молодой человек с длинным,
коричневым лицом, выпятивший молодецкую грудь в толстом белом свитере. Она
смотрела и вязала, что-то считая про себя, и выходило очень похоже; клубок
белой шерсти шевелился у нее на коленях. А Алексей Георгиевич открывал и
закрывал окна, пробовал, действуют ли задвижки, зажигал и тушил свет,
прыгал, не скрипит ли паркет, дергал - прочно ли висит занавеска.
- Вот лифт у нас вчера опять не ходил, - говорила она грустно, - что-то
чинили; говорят, в подвале испортилось. Да так и не починили, бросили.
Но он мало слушал ее; он говорил сам либо молчал, читал. Когда он
рассказывал ей, то никогда ни одним словом не упоминал про дела, которыми
занимался, про людей, с которыми водился, а вспоминал вслух что-нибудь
давнее, как со старым союзником, с которым уже нет настоящего, но зато есть