"Кирилл Берендеев. Обязательность встреч" - читать интересную книгу автора

смириться с ее уходом. И с тех пор я не знал о нем ничего: ни как он жил,
ни где, слышал только, что он никогда не покидал город, и мы, быть может,
встречались друг с другом на улице или в транспорте, но не останавливались,
чтобы перекинуться словом, ибо обречены были на неузнавание.
Отец покинул нас, оборвав все нити. Несколько лет спустя, когда первые
воспоминания уже смогли отложиться в слабой еще памяти ребенка, я запомнил,
как к маме приходила на огонек соседка снизу, и они, закрывшись на кухне,
долго, порой часа два-три говорили о том, о сем. Иногда проскальзывало имя
отца, и тогда я, стоявший под дверью, чтобы не пропустить словечка,
приникал к дверной щели, напряженно вслушивался в разговор. Но почти ничего
мне не удавалось выведать больше, кроме тусклых, пожухших фраз: "бросил...
живет вроде ничего... я его встречала намедни... усталый он какой-то...
нет, вроде не один".... Тогда я не понимал значения долетавших до меня
пожелтевших обрывков слов, понадобились годы одиночества, чтобы постигнуть
их смысл. Долгие, долгие годы....
Мама ушла, едва мне минуло шестнадцать лет. Я закончил школу и пытался
поступить в университет, неудачно. Она тоже очень устала, годы, прошедшие с
момента ухода отца, очень быстро состарили ее, каждый из них она проживала
как пять. Последнее время мама часто и подолгу болела и почти не выходила
из дому, лишь изредка спускалась в магазин за покупками к ужину. Все
остальные заботы по дому легли уже на меня.
Она ушла мокрой промозглой осенью, в конце сентября, сидя у окна и
ожидая моего возвращения с работы. Я удачно устроился, и в тот день должен
был еще продвинутся по службе, должно быть, увидев из окна мое лицо, она
поняла, что беспокоиться ей больше незачем. Когда я вошел в кухню, улыбка
еще блуждала на ее побелевших губах....
С той поры прошло еще столько же. На следующий год все же поступил в
университет, на вечернее отделение, окончил его. Устроился по
распределению, а затем еще дважды менял место работы. Нет, так и не
женился - не смог, не сумел... или Каинова печать на лице не позволила мне
сделать этого?
Не знаю. Возможно, я просто слишком привык к себе, таком(у), какой
есть, каким стал, чтобы делить свою жизнь еще с кем-то. Привык обходиться
малым, тем, что имею, и не ждать большего. Это оказалось не так уж тяжело.
Куда тяжелее было не вспоминать и стараться не надеяться. И лишь от снов
невозможно было укрыться. Они и сейчас еще, после стольких лет, порой
тревожат меня. Тревожат несбыточными детскими ожиданиями.
Мне всегда казалось, что отец вспомнит, просто обязан вспомнить обо
мне. Казалось, что его непременно должна поджидать удача, что фортуна
всякий раз улыбается ему, и он, исполненный этой обнадеживающей улыбкой,
непременно найдет время и отыщет меня в городе. Тем более что это так
просто: выкроить лишний час и вернуться в квартиру, что когда-то была
покинута им. За прошедшее время мы не сменили адреса.
Я надеялся на его успех, на его удачливость и везение, более всего
потому, что вовсе не знал своего отца. Мама в моем присутствии старалась не
упоминать о нем, и негласное это табу распространялось на любой мой вопрос,
так или иначе касающийся прошлой жизни; а более расспрашивать об отце мне
не у кого было. И оттого, что я не знал своего родителя, я мечтал, забывая
обо всем, надеясь когда-нибудь присоединиться к нему. Сердце екало и
заходилось мучительно сладкой болью, когда я думал об этом, лежа вечерами в