"Кирилл Берендеев. Рассказ, начинающийся и заканчивающийся щелчком дверного замка" - читать интересную книгу автора

Диалог был меж двумя и третья исчезла. Когда, куда, - она не заметила,
просто не увидела темной за стеклом. Ни фигуры, ни голоса, ни памяти.
Осталась светлая.
И шторка опустилась.
Появившееся из ниоткуда в коридоре угодливое лицо подняло брови - нет,
не удивленно, откуда здесь может быть удивление, скорее, привычно
восторгаясь выбором. Просто это не в его, лица, юрисдикции, все, что вне
комнат второго этажа, принадлежит миру. Договаривайтесь с ней самой.
Договор был похож на похищение. Во сне всегда что-то более походит на
иное, нежели на самое себя; иногда это что-то просто притворяется своим
названием, а на деле имеет к тому самое отдаленное отношение. Если имеет
вообще. А потому и похищение походило на бегство от себя, бегство на долгое
падение из ниоткуда в никуда. Далее уследить она не могла уже, на что
походило падение разобрать было невозможно. Быть может, на нечто, сходное с
нежным ароматом "Фиджи".
Она и запомнила только - удивленное лицо девушки, поднимающейся на
второй этаж, с которой столкнулась у самой лестницы. Что девушка делала
здесь, в мужской обители - оставалось загадкой. Видимо любопытство пригнало
ее на второй этаж.
Светлая вернулась в белое. Белые лодочки мягко зацокали по вытертому
ковру, она следила только за ними, белыми лодочками, грациозно
спускающимися по лестнице, а затем остановившимися перед ее полусапожками.
Черная норковая шуба покрыла ее белые плечи. Скрыла ее белое тело. Машина
уже стояла у самого входа, охранник подвез ее, распахнул дверь, придержал
дверь, закрыл дверь. Поздравил и пожелал на прощание. И остался позади, как
перевернутый лист календаря. Одна черная цифра сменилась другой.
А машина уже раскатывала мазки белого по черному и черного по белому.
Сверяя и исправляя ошибки, сверяя и исправляя на скорости в девяносто.
Прорывая конусы света одним стремительным движением, пробивая один за
другим, непрерывной чертой, неразрываемой линией от самого начала до самого
конца.
Светлая грелась на заднем сиденьи, свернувшись в клубочек, накрывшись
норковой шубой. Девушка видела ее всякий раз, когда глаза отрывались от
дороги и смотрели в зеркало заднего вида. И всякий раз светлая чуть
поднимала голову, и ворот шубы распахивался. И всякий раз в ответ девушка
качала головой. Не сейчас. Чуть позже.
В первый момент, когда машина еще только выезжала на шоссе, она никак
не могла заставить себя освободиться от тонких рук, обнявших плечи, от губ,
коснувшихся шеи, от дыхания, согревающего щеку. И все же, бросив руль,
заставила ласкавшие руки разжаться, исчезнуть, вернуться под норковую шубу.
Плечи ее подались назад, но голова в первый раз отрицательно качнулась,
преодолевая силу магнетического притяжения.
Которое осталось, никуда не девшись, - подрагивающее, колющее в
пальцах впереди и свернувшееся клубком и оттого едва заметное сзади. Мазки
дороги правились словно сами собой, едва заметно, чуть различимо.
И закончили правиться.
Конечная остановка. Свет фар упирается в бетонную стену с намалеванным
через трафарет номером и, уткнувшись, медленно гаснет. Тишина забвения. И в
ней - прощальный голосок покидаемой машины. Девушка видит, как ее спутница,
завернутая в норковую шубу, вздрагивая, оборачивается. От холода, от