"Кирилл Берендеев. Рассказ, начинающийся и заканчивающийся щелчком дверного замка" - читать интересную книгу автора

Марина замерла перед ней, одним коленом упираясь в пол. Затем
медленно, через силу, выпрямилась.
Ладонь примерзла к бедру.
Светлана прижалась, обняла и начала расстегивать крючки вечернего
платья Марины. Бездвижная ладонь отвлекала, и она медлила.
Платье упало на пол, оставив Марину в черном. Она улыбнулась про себя.
И, отойдя на шаг, начала танец.
Тот самый танец. Медленный, пряный, захватывающий. Шаг за шагом, жест
за жестом. Светлая повторяла его не отступив ни на йоту от виденного
хозяйкой, от исполняемого на сцене с темной. Множество раз. Начав с самого
начала. Шаг за шагом продвигаясь к концу. Тому, что был явлен Марине дважды
в эти сутки, многажды до этой ночи. Тому, что исполнялся светлой и темной
каждую ночь.
Марина захолодела. И почувствовала какой легкой и хрупкой - какой
чуждой - становится с каждой прошедшей минутой. Такой хрупкой - одно легкое
прикосновение и случится невозможное. Необратимое. Звон и боль расколет ее.
Свет затопит. И другая темная, возьмет силу над ней.
И она подняла - с усилием, с мукою, с напряжением нервов и мускулов
руки. И остановила светлую, коснувшись ее.
Только так наваждение спало. Видение прежнее и прежнего вернулось. Или
то вновь явь была, та явь, что виделась ей мгновение в просмотровой
кабинке, та явь, что мороком обвила ее, ледяным ветром обдула и снова
исчезла за завесью.
Да и что видела она перед тем, как остановиться - сухие ломкие
движения, то замедленные, то поспешные, обвивавшие ее, затачивающие в
морозные болезненные петли, каждым кругом сужающиеся, уплотняющиеся и
твердеющие? Танец ли то был или в яви действо это имело другое название и
назначение? Что мог видеть сторонний наблюдатель из кабинки, из множества
несуществующих кабинок вокруг них - ту же болезненную грацию ломких шагов,
колких движений?
Она тряхнула головой, прогоняя явившиеся ей тяжкие видения яви. И
светлая, остановившись этому по знаку немедленно. Не так. Иначе.
По-другому. Она умела иначе - и прикоснулась к темной. К новой своей
партнерше. И стала опускать грацию, касаясь губами обнажившуюся грудь..
И снова была прервана.
Не танец был нужен, иное. Совсем иное. Что, подскажет только она сама.
Она сама торопливо избавлялась от грации, от остатков черного, без
помощи замершей светлой. Совсем иное. Такое иное, как не свет - тьма. Как
не вакуум - тишь. Как не колкий мороз по пальцам - нежное дыханье. Только
как объяснить это?
Ни слов, ни жестов не было дано ей для понимания. Ни мыслей, ни
чувств. Иное было. Как не прогнать сон холодною, ломкой явью, пытающуюся
вернуть себе прежнюю власть над ней. Как не изменить сна, - не изменить
сну. Как следовать ему? - чтоб не порвалась картинка, чтоб не истаял звук,
и не повеяло морозцем от теплой чуть шершавой кожи.
Значит, не в той, что танцевала, причина, не в движениях ее, не в
словах и жестах. И не в том, что танцевала она. Но сейчас нужно то
необъяснимое, что не выразить ничем, а можно лишь ощутить отсутствие его.
Она освободилась от всего черного, что составляло различье. Откинула
дальше край одеяла, нарушив его мерзлую монолитность. И лишь затем, тихо,