"Петер Берглар. Меттерних (Кучер европы - лекарь революции) " - читать интересную книгу автора

после 1809 года, после неоднократных горьких поражений своей страны, вина за
которые в какой-то степени лежит и на нем. Впрочем, заблуждения соседствовали
у посла со здравыми суждениями: что русско-французское единение в Тильзите
будет недолговечно; что Наполеон в своей борьбе против Англии будет вынужден в
военных целях овладеть всем континентом, то есть включить в свою систему и
Россию; что она не сможет надолго включиться в континентальную блокаду без
ущерба для себя - все это было верно и означало надежду для Австрии. В 1808
году Наполеон казался на вершине своей власти. В Эрфурте, бок о бок с царем, с
которым он обращался как с младшим партнером и одновременно обволакивал
лестью, он провел смотр войск вассалов. Тальма играл перед "партером королей".
Однако эрфуртская встреча "большой двойки" стала не только демонстрацией
императорского блеска, но и часом рождения предательства. Талейран начал здесь
свою двойную игру: он предостерег Александра I, воодушевил его на
сопротивление новому "корсиканскому другу", даже довел до его сведения
стремление Франции к мирному возвращению в "естественные границы", заставил
его поверить в пресыщенность войнами и захватами и уже тогда помог укрепиться
в нем ростку русско-французского конфликта 1812 года и более того:
непоколебимости России. То, что Александр затем в 1812 году не использовал
возможности сохранения мира, не пошел на мирные предложения Наполеона, дошел с
войной до Парижа и довел ее до свержения соперника, в значительной степени
основывалось на том представлении о Бонапарте, которое внушил ему Талейран.
Царь всея Руси, неустойчивый и поддающийся влияниям - что не исключало
мистически-экзальтированного упрямства, - постоянно поддавался влиянию более
сильных - Талейрана, Каподистрия, фрау фон Крюденер, временами также и
Меттерниха. Последний вместе с Фуше участвовал в интриге, с помощью которой
князь Беневентский пытался завлечь своего владыку, которому он до 1807 года
служил в качестве министра иностранных дел, подобно мухе, в сеть, из которой
не было спасения. Все это также питало его надежды на помощь русских против
Наполеона, которые были жестоко разбиты в 1809 году, когда Австрия, полностью
изолированная, на глазах боязливо сторонящейся Европы одна выступила против
Наполеона.
Поражение, которое поставило под угрозу дальнейшее существование
габсбургской империи, стоило руководителю внешней политики графу Иоганну
Филиппу Штадиону его министерского портфеля - это понятно. Не совсем понятно,
почему он достался именно тому его сотруднику, который принимал столь
значительное участие в крушении. Как считает Србик, то, что "гибкий человек"
подходил императору Францу больше, чем "упрямый и часто неудобный Штадион",
наверняка правильно, однако решающим для этого назначения было нечто другое: в
часы всеобщего уныния и растерянности, после поражения австрийцев под
Ваграмом, которое бывший посол пережил вместе со своим императором, в
исторический момент, когда речь шла о войне и мире и тем самым - о судьбах
монархии, Меттерних впервые проявил, если не величие, то железные нервы,
ясность ума и выдающуюся способность оценки ситуации и принятия
соответствующего моменту решения. Не поддаваясь мужеству отчаяния Штадиона и
интеллигентским страхам своего друга Генца, имея свое мнение в отличие от
императора Иосифа, и не поддаваясь страстно-героическим порывам как
императрица Людовика, отстраняясь от партии войны, но также и от "мира любой
ценой", он нашел и показал путь к спасению: "терпимый мир" без капитуляции.
Лишь это испытание, к которому удачно добавилось то, что победитель Наполеон
соблюдал меру, было решающим для назначения министра иностранных дел в