"Жорж Бернанос. Новая история Мушетты " - читать интересную книгу автора

Дюплуи. Дюплуи, он свой человек. Я тебе сказал, что иду из Басомпьера, что я
силки ходил проверять.
- Силки? И жандармам тоже про силки говорить?
- Нет, вы только посмотрите, какая она у нас хитрая!
Он допивает бутылку, полощет рот последним глотком и сквозь зубы
сплевывает на еще багровую золу.
- Пусть лучше тебя обвинят в том, что ты спер яйцо на Бражелонском
базаре, чем быка на Сен-Ваастской ярмарке.
Мушетта смотрит, как пляшут на раскаленных головешках язычки горящего
спирта, совсем как голубенькие мушки. На ее худенькой мордашке застыло
теперь выражение покорности и лукавства. Сотни раз ей приходилось врать
таможенникам! Раньше отец баловался контрабандой. Тогда они жили далеко
отсюда, ближе к Верблооку - у самого края болота, и такое гибельное было это
место, что ночью можно было там пробраться только за фландрским ученым псом,
умевшим чуять под застывшей коркой окна, куда вершок за вершком засасывало
человека в течение каких-нибудь десяти минут. В то время она была еще
совсем-совсем маленькая. Теперь бы она, конечно, врала куда складнее. Каждое
произнесенное мосье Арсеном слово уже врезалось ей в память, заняло
положенное ему место. А сам мосье Арсен шагает по хижине взад и вперед.
Плевать ему, что здесь теснота: есть в нем какая-то свободная
непринужденность, как в хищниках, разгуливающих по клетке, она видела их в
зверинце Беллока сквозь разошедшиеся доски ограды.
- Ты не такая девочка, как другие, ты славная девочка, - вдруг
произносит он. - Пойду поищу твой башмак. Может, нам еще куда придется идти.
На мгновение он останавливается на пороге, и сразу же ливень
обрушивается на его голую спину, слабо освещенную последними отблесками
меркнущего очага.
Она остается одна. Одежда высохла, в висках уже не стучит, и даже
голод, кажется ей, лишь продлевает это ощущение физического уюта, сладостной
полудремоты. Все ее чувства, кроме настороженного слуха, как бы спят. Ей нет
надобности вслушиваться, она и так различает среди сотни звуков, доносящихся
снаружи, последние завывания ветра на вершинах холмов, перестук дождевых
капель, а временами мягкий треск сломанной ураганом сухой ветки, которая,
прежде чем навеки увязнуть в грязи, придавит по дороге молоденький кустик.
Вдруг пальцы ее, рассеянно пересыпавшие еще теплую золу, замирают, судорожно
сжимаются в кулак, и она машинально становится на колени. Только что
раздались два выстрела: сначала один, через несколько минут другой, четкие,
хоть и приглушенные расстоянием.
Машинально она вскидывает глаза - нет, карабин мосье Арсена по-прежнему
висит на гвозде. Впрочем, мосье Арсен так далеко и не мог уйти. Ясно,
стрелял какой-нибудь браконьер, укрывавшийся в своем тайнике, потом решил
идти домой и разрядил ружье. Но оба выстрела прозвучали через долгий, даже
странно долгий промежуток, - так что вряд ли это охотник, он бы дуплетом
стрелял...
И снова Мушетта вспоминает те уже далекие ночи, ночи раннего ее
детства, в глинобитной хибарке, приютившейся на самом краю неоглядной
равнины. Сколько раз какой-нибудь контрабандист, отыскивая чуть ли не на
ощупь дорогу, пулял вот так в воздух; отчаянный призыв к дружкам, тоже
блуждавшим в потемках и пересвистывавшимся, а пронзительная трель их
свистков напоминала крики болотных птиц. Точно такие же одиночные выстрелы,