"Внимание, мины!" - читать интересную книгу автора (Величко Иван Андреевич)

Учиться — всегда пригодится

Как-то осенью мы с Полосухиным просматривали газеты. В «Известиях» наше внимание привлек снимок дирижабля. С интересом прочитали заметку о полетах воздухоплавателей.

— Вот бы полетать! — размечтался Порфирий. — Открою тебе секрет. Я ведь давно думаю о полетах. Особенно хочется прыгнуть с парашютом.

Полосухин рассказал, что побывать в воздухе ему довелось еще в 1927 году. Когда он жил в Свердловске, на его долю выпала удача выиграть по лотерейному билету десятиминутный полет над городом. Прыжок с парашютом он видел в 1929 году на Черноморском флоте. Тогда у него и появилось желание, как он выразился, проверить крепость своих нервов, бросившись с аэроплана вниз и потом, раскрыв над собой огромный зонт парашюта, медленно спускаться на землю.

Своими мечтами Полосухин увлек и меня. Но, казалось, эти мечты так и останутся мечтами. И каково же было наше удивление, когда через несколько дней в газете мы прочли объявление. В нем сообщалось, что в Москве открывается Высшая воздухоплавательная школа Гражданского воздушного флота. Сразу написали заявления и отправили их начальнику школы.

Через месяц пришел ответ. Нам предлагалось выслать документы. А через два месяца я и Порфирий Порфирьевич Полосухин были в Москве.

Но учиться долго не пришлось. Воздухоплавательная школа была расформирована, и я решил вновь вернуться на службу в Военно-Морской Флот.

Этому решению способствовала встреча с Федором Федоровичем Томилко, бывшим преподавателем школы минеров. Когда я высказал свое пожелание поехать на Черное море, Томилко предложил остаться в Москве, так как нашлась для меня подходящая работа. Предложение это понравилось, и я согласился.

Шел 1937 год. Мне присвоили воинское звание «воентехник 2 ранга», но Федор Федорович предупреждал:

— Коль решил стать военным, надо иметь высшее образование. У тебя все впереди. Продолжай учебу в вечерней школе, а окончишь ее, готовься к поступлению в высшее учебное заведение.

Это был добрый совет, и я последовал ему.

Весной 1938 года я окончил вечернюю школу. Как и советовал Федор Федорович Томилко, решил поступить в Высшее военно-морское инженерное училище имени Ф. Э. Дзержинского на электротехнический факультет. Поехал в Ленинград. Преподавательский состав в училище был подобран опытный. Программу мы, слушатели, проходили ту же самую, что и курсанты. Однако знали больше, чем они, так как многие из нас послужили на флоте, знакомы были с техникой и оружием.

Стать инженером флота мне очень хотелось. Но, видно, — не судьба. В 1940 году уже на третьем курсе училища я заболел. Пролежал два месяца в госпитале. Врачи порекомендовали сменить климат. Меня перевели в Баку и назначили начальником минно-торпедных кабинетов Каспийского военно-морского училища. Вчерашний слушатель, я сам стал проводить практические занятия с курсантами.

Как-то я рассказывал им об устройстве мины. Занятия проходили в вестибюле. Смотрю, по коридору идет большая группа командиров, а впереди генерал-майор Татаринов. Ну, думаю, быть беде.

Генерала Татаринова я знал по Ленинграду. Был он одно время начальником Высшего военно-морского училища имени М. В. Фрунзе, но его боялись курсанты всех ленинградских училищ. Отличался он высокой требовательностью, терпеть не мог недисциплинированности.

Встретил однажды генерал Татаринов курсанта в городе не по форме одетым, остановил его. Тот докладывает: «Курсант Высшего военно-морского училища имени Фрунзе...» — «А кто у вас начальник училища?» — спрашивает Татаринов. — «Вы, товарищ генерал». — «Не может быть. У меня нет таких курсантов».

Генерал сажает курсанта в свою машину, везет в училищем передает его дежурному, приказав: «Разберитесь, пожалуйста, чей это курсант, а завтра мне доложите!»

После доклада генералу дежурного по училищу досталось и курсанту, и командиру роты, в которой он служил.

И вот теперь генерал-майор Татаринов как инспектор военно-морских учебных заведений появился в нашем училище. Я подал команду «Смирно!» и доложил, что провожу занятия по устройству мин.

— А неконтактные мины вы изучаете? — спрашивает генерал.

Я ответил, что по неконтактным минам у нас имелись только материалы, опубликованные в журналах. Их мы использовали и кое-что рассказывали курсантам.

На другой день Татаринов собрал весь руководящий состав училища, чтобы подвести итоги произведенного им смотра.

После его отъезда наметились некоторые изменения в обучении курсантов — больше стали уделять внимания выработке практических навыков по обслуживанию техники и оружия.

На третьем курсе будущие командиры флота занимались практическим приготовлением мин в классе, а на четвертом — отрабатывали минные постановки в море.

Мне приходилось выходить с курсантами на минные постановки. Было это связано с определенными трудностями. Своих плавсредств, годных для отработки таких задач, училище не имело. Его «флотилия» состояла из буксира, двух катеров и четырех парусных шхун. Чаще всего приходилось через командование договариваться о выделении в распоряжение курсантов канонерской лодки «Бакинский рабочий».

Однажды начальник одной из кафедр капитан 1 ранга Белов, старый мой знакомый по Амурской флотилии, сказал:

— А нельзя ли нам обходиться своими средствами? Что если использовать для постановок мин обыкновенный минный плотик, конечно, вместе с буксиром.

Заместитель Белова капитан 3 ранга Кожин и начальник кафедры навигации капитан 1 ранга Павлов поддержали это предложение:

— С нашим минным плотиком мы сможем в любое время отрабатывать задачу.

— Сколько можно погрузить на плотик мин? — поинтересовался Белов.

— В трюм помещается восемь мин типа «КБ», — ответил я, — да на палубу плотика можно взять шесть — всего четырнадцать мин.

— Значит, в один заход можно брать с собой полкласса курсантов?

— Да. А если брать мины образца 1908 года, то и больше — их можно разместить двадцать две штуки.

— Очень хорошо. Выгода прямая.

Получать мины приходилось на складе. Погрузка их на плотик, следование в район, постановка, выборка, разоружение и сдача на склад — на все это уходил почти весь день. Но для плотика больших глубин не требуется — хватит шести метров. Значит, можно использовать Бакинскую бухту.

Этот район нас вполне устраивал. Там была небольшая бухточка глубиной до полутора метров. Находящиеся в ней катера хорошо защищал мол, сложенный из камней.

Минные постановки были спланированы. В конце мая 1941 года половина одного класса четвертой роты строем прибыла на мыс Султан. В бухте уже находился плотик с минами и буксир.

Вскоре мины были приготовлены для постановки, и буксир отвел плотик на глубины до шести метров. Погода была прекрасная — полный штиль. Встали на якорь, и курсанты приступили к работе.

После того как группа курсантов поставила шесть мин, я пошел на шлюпке проверить точность заданного углубления. Все было нормально.

Начали готовить к постановке остальные мины. Капитан буксира обратился к старшему группы лейтенанту Костикову с просьбой разрешить ему сходить в порт.

— До обеда еще часа два, — говорил он. — Пока вы ставите мины, да выбираете их, я успею возвратиться.

Костиков согласился, и буксир ушел в порт.

Погода в Баку обычно устойчивая, особенно летом. Но порой дуют сильные ветры. Кораблям они не страшны. Совсем другое дело небольшой минный плотик, не имеющий своего хода. Именно это обстоятельство и не было учтено.

Ветер обрушился неожиданно. Через пять минут он усилился до того, что стал раскачивать плотик. Мины не успели закрепить, да в этом раньше и не было необходимости, и они начали угрожающе перекатываться по палубе. Курсанты с трудом удерживали их.

— Срочно крепить мины! — приказал Костиков курсантам.

Я с двумя курсантами спустился в трюм и стал крепить мины.

А плотик раскачивало все сильней и сильней. Он удерживался на месте якорем. Чтобы уменьшить на некоторое время качку, Костиков решил вытравить якорь-цепь — пока плотик двигался по ветру, его не так болтало.

— Стоп травить! — скомандовал лейтенант, когда якорь-цепь была вытравлена на тридцать метров.

Плотик замер на месте. Но крутая волна заливала его водой.

Берег был близко. Плотику угрожала авария. Что делать? Решили выбрать якорь и отдаться воле волн.

Но и выбрать якорь — дело непростое. Сильный ветер так натянул якорь-цепь, что она вот-вот лопнет. Пустить в ход лебедку было опасно — якорь-цепь могла не выдержать.

— Выбирать якорь вручную! — распорядился Костиков.

— Есть! — послышался ответ.

Пятнадцать курсантов стали подтягивать плотик к якорю. Все промокли до нитки, но работали молча.

И вот якорь оторвался от грунта. Ничем не удерживаемый плотик с большой скоростью понесло прямо к берегу.

— Не волноваться! — крикнул лейтенант. — Как подойдем к берегу — отдадим якорь.

До берега оставалось метров триста. Отдали якорь. Плотик вновь начало трепать из стороны в сторону. На трехметровой глубине якорь-цепь следовало бы вытравить на десять метров, а ее вытравили на все сорок. Оставалось ждать буксира.

Курсанты видели, что в бухте у причала стоит какой-то катер. Стали подавать сигналы, но никто на них не обращал внимания.

Наконец катер вышел из бухты. Подошел поближе к плотику. Договориться не удалось. Старшина катера заявил, что на буксир взять не может — в такой ветер ему не вытянуть тяжелый плотик.

Ветер усиливался. Якорь уже не держал, и плотик дрейфовал. Нас понесло мимо бухты на камни.

Катер, хотя ничем не мог помочь, от нас не отходил. Тогда Костиков попросил старшину завести с плотика буксир на мол. Старшина согласился.

Два курсанта бросились с тросом в воду и передали его на катер. Хотя и с большим трудом, но буксир удалось закрепить за кнехт на молу.

Теперь у нас стало уже две точки опоры — якорь и кнехт. За трос курсанты начали подтягивать плотик к молу. Все вздохнули с облегчением, когда под ногами почувствовали землю.

Время было два часа дня. Давно прошел обед, а курсанты, мокрые уставшие, еще долго возились, пока с помощью буксирного конца не завели плотик в бухту.

В этот же день мы собрались на разбор минной постановки. Сейчас, когда вспоминаешь учебу и работу по ликвидации минной опасности, невольно приходят на память стихи замечательного поэта-подводника Алексея Лебедева, погибшего в ноябре 1941 года во время боевого похода. Подводная лодка, на которой он плавал штурманом, подорвалась на вражеской мине. Поэт писал о нас, минерах:

Но тогда мы, конечно, не знали этих стихов, да и было не до лирики. Мы все прекрасно понимали, что нам нужно еще учиться и учиться этому сложному делу. На разборе в основном отчитывали лейтенанта Костикова за то, что отпустил буксир. Нельзя было этого делать, ведь плотик неуправляемый и без мотора. А без руля и ветрил его могло унести куда угодно. Указали и на ошибку, когда на трехметровой глубине вытравили якорь-цепь на сорок метров, а положено не более трех глубин, да к тому же вообще снялись с якоря.

Но вот поднялся начальник кафедры навигации капитан 1 ранга Павлов. Его выступление немного приободрило.

— Нет худа без добра, — начал он. — Во время этого «плавания» курсанты получили хорошую закалку, померялись силами с морской стихией и, что отрадно, — вышли из этой схватки победителями. Ну, а урок, я думаю, запомнится на всю жизнь. Сегодня многие поняли, что с морем шутки плохи. Недаром и в песне поется: «Только смелым покоряются моря». Какой же вы, товарищи курсанты, обязаны сделать вывод? — спросил Павлов и сам же ответил: — А вывод один: будущие командиры должны многое знать, не забывать о кажущихся мелочах. До сих пор, возможно, некоторые считали, что якорь — это просто игрушка, с ним можно обращаться на «ты». Но надо запомнить на всю жизнь, что ни один корабль не выходит в море без якоря.

Все курсанты согласно закивали головами.

— Якорь — это спасение. Так говорили старые моряки. — Павлов улыбнулся, вспомнил подходящий для данной ситуации эпизод и решил его рассказать: — Раз уж речь зашла о якоре, послушайте одну историю. Еще до революции девятьсот пятого я плавал гардемарином на броненосце «Ростислав». И вот в Севастополь прибыл сам император со свитой, чтобы произвести смотр эскадре, и на одном из кораблей отправился в Ялту. О прибытии царя всем было известно заранее. На кораблях драились медяшки, палубы, наводились блеск и чистота. После осмотра царем пяти броненосцев и крейсера почти вся эскадра вышла в Ялту. В районе Ливадии ход уменьшили до тринадцати узлов, а затем до восьми. С мостика броненосца старпом приказал:

«Левый якорь к отдаче приготовить!»

Боцман Шинкаренко повторил приказание и скомандовал:

«Прочь от левого каната!»

Один из матросов услышал зычный голос боцмана, не разобрал команду и громко крикнул:

«Отдать левый якорь!»

Боцман Шинкаренко, думая, что это командует старпом, отдал якорь. И что же, вы думаете, произошло? Догадаться не трудно, если учесть, что скорость броненосца была около восьми узлов. Якорь-цепь вылетела из клюза со страшным грохотом, с дымом и пламенем. Броненосец, идущий в кильватер другим кораблям, резко повело в сторону. Пришлось срочно стопорить ход. Чтобы избежать столкновения, броненосец «Три святителя» рыскнул вправо. Как говорится, дров не наломали, а перед императором оскандалились, потеряли якорь. Шинкаренко сурово наказали — разжаловали в боцманматы, а виновного матроса так и не нашли... Вот что значит якорь. К нему надо относиться с уважением, знать, как и когда им пользоваться...

Хотя на разборе претензий к минной постановке не было, но сам случай еще долго вспоминали на различных собраниях и совещаниях.