"Инга Берристер. Жду признания " - читать интересную книгу автора

осталось, зато она с удовольствием выпила кофе.
Линн сидела на балконе, глядя на темнеющее небо и слушая стрекот
цикад. Воздух был напоен восхитительными ароматами, тонкими и неуловимыми.
Уставшая, переполненная впечатлениями девушка засыпала, хотя было еще
довольно рано. Только начало одиннадцатого.
Снизу, из внутреннего двора, доносился тихий плеск фонтана. Потом к
нему присоединились приглушенные голоса. Линн стало любопытно. Стряхнув
дремоту, она встала с кресла и подошла к перилам балкона. Через двор
проходили Хуан и его мать.
- Я так рада, что ты уговорил ее вернуться,-разобрала Линн слова своей
мачехи.-Я чувствую себя такой виноватой... Подумать только, что ей пришлось
пережить! Если бы Эймон знал...
Судя по голосу, она готова была расплакаться. У Линн тоже защипало
глаза, а в горле встал комок.
- Это моя вина,-отозвался Хуан.-Я составил о ней совершенно превратное
мнение. Но ты не волнуйся, мама. Мы сделаем все, чтобы она нас простила.
- А вилла? Сеньор Фолгейра сказал, что она твердо решила отказаться от
наследства.
Они вошли в дом, и больше Линн их не слышала. Она со вздохом вернулась
в комнату. Почему она позволила Хуану уговорить себя вернуться в поместье?
Только ли потому, что ей хочется узнать о папе... или дело отчасти было и в
самом Хуане?
Линн вдруг стало страшно. Когда-то, давным-давно, она поклялась себе,
что любовь в том смысле, в каком ее понимают большинство девушек, не для
нее. Ей совсем не хотелось замуж. И потом, Линн просто не была уверена, что
когда-нибудь сможет довериться человеку настолько, чтобы строить с ним
семью. Она предпочитала свободу и независимость. И в эмоциональном и в
финансовом смысле. Однако от одних только воспоминаний о кратких объятиях
Хуана бросало в дрожь. Она вся трепетала, как девочка-школьница,
влюбившаяся в первый раз.
Хуан-ее сводный брат, напомнила себе Линн. И этим все сказано.
Странная связь, которую она ощутила сегодня, когда Хуан утешал ее у виллы,
существует лишь в ее воспаленном воображении. Нельзя позволять себе
расслабляться. Пусть даже Хуан говорил о ее отце с таким чувством. Пусть
даже в его глазах читалось искреннее сострадание, когда он увидел, что Линн
плачет.
Девушка невольно поморщилась, вспомнив о своей слабости. Никто никогда
не видел, как она плачет: ни бабушка, ни опекуны, ни друзья... И теперь
Линн чувствовала себя пугающе уязвимой перед Хуаном, потому что он видел ее
слезы.
Досадуя на себя, она достала из чемодана ночную рубашку и отправилась
в ванную. Сама ванна была огромной, больше похожей на маленький бассейн.
Линн с удовольствием опустилась в горячую воду.
Позже, стоя перед зеркалом и вытирая волосы полотенцем, она подумала о
том, что без макияжа ее лицо выглядит очень бледным, почти бесцветным по
сравнению с оливковое бронзовой кожей Хуана. Неожиданно перед ее мысленным
взором предстала картина: их обнаженные тела-белое и золотистое-сплелись в
любовных объятиях. Линн тряхнула головой, прогоняя наваждение. Что с ней
творится? Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного ни к одному
мужчине. Ее никогда не влекло мужское тело. Секс ничего для нее не значил.