"Пес, который говорил правду" - читать интересную книгу автора (Конант Сьюзан)

Глава 4

Мать Кевина Деннеги воспринимает лица как географические карты. Например, она всегда говорит, что у Кевина на физиономии «отпечатана» карта Ирландии, у Риты — Италии, а у меня Шотландии.

— Приветик, Холли. Как делишки?

Кевин стоял у входа. В его крепкой руке был зажат коричневый бумажный пакет, в какие обычно упаковывают овощи. Хоть сам Кевин и не любит, когда так говорят о его жизни, он живет со своей мамочкой в ее вегетарианском «чайном» домике. Миссис Деннеги в свое время предпочла католической церкви адвентистов Седьмого дня. Нравится это Кевину или нет — он живет в ее доме. До того как дом по соседству купила я, вернее, пока мой отец не помог мне с главным взносом (я никак не могла подыскать жилье, где можно было бы держать собак), Кевин в основном пробавлялся диетическим хлебом и чаем на травах. Разве что иногда он вырывался из дома, чтобы полакомиться пиццей, гамбургером или жареным цыпленком по-кентуккски. Если Кевину хотелось пропустить стаканчик, ему приходилось пробираться через заднее крыльцо, а случись рядом миссис Деннеги, он вынужден был бы выпить этот стаканчик где-нибудь сидя на тротуаре или нервно прохаживаясь по улице туда-сюда. Полицейский, распивающий на улице, — картина неприглядная, и выход, который нашел Кевин, — банка пива в бумажном пакете — все равно не решал проблемы. Жители города частенько бывали им недовольны.

Гарвард только что отгрохал длиннющий жилой дом на Конкорд-авеню. Угол Эпплтон и Конкорд — не самое фешенебельное место в Кембридже. Суперсовременные «трехпалубные корабли» не в силах скрыть своего пролетарского происхождения. Некоторые из них, как, например, дом миссис Деннеги, агрессивно простонародны. Они даже гордятся этим, выставляя напоказ зеленые виниловые стены, алюминиевые, с вмятинами двери, куцые, будто только что из плохой парикмахерской, живые изгороди. Так они издеваются над элегантными белыми фасадами, раздвижными дверями и можжевеловыми изгородями соседей.

Итак, соседство у меня не самое фешенебельное, это даже не Брэтл-стрит. И перемещение Кевина с банкой пива в бумажном пакете с тротуара в мою кухню улучшило пейзаж не больше, чем новый гарвардский жилой комплекс. Кевин хранит свои банки с пивом у меня в холодильнике, и я разрешаю ему готовить у меня мясо, если то, что он с ним делает, можно назвать словом «готовить». Мое собственное меню в основном яичница, сандвичи, домашний сыр в ванночках, «собачьи» галеты, лакомства из ливера для собак. По крайней мере, я не довожу продукты до стадии обугливания, как это делает Кевин.

— Ну, как я тебе, Кевин? Правда, я неплохо справляюсь?

Голос у меня, правда, был хрипловатый, но это, конечно, не от крика на Рауди и Кими, а от постоянных тихих и нежных увещеваний.

— На это уходит три дня, — продолжала я. — Любой, кто понимает в собаках, скажет тебе: взять вторую собаку в дом — это минимум три дня привыкания. Извини за шум сегодня ночью. Надеюсь, мы тебя не разбудили?

— Меня разбудила мама.

Кевин выгрузил на стол свой заветный бумажный пакет и еще один пакет — с гамбургерами. Рауди навострил уши, подбежал к столу, с надеждой принюхиваясь, но изо всех сил стараясь казаться безразличным.

— Ей приснился страшный сон, — продолжал Кевин. — Кошмар. Чудовище с семью головами. И все головы лаяли по-собачьи.

— Какое совпадение! Я видела такой же сон. Апокалиптические сновидения мучают весь квартал.

Тут я обратила внимание, что Кевин выглядит совершенно измотанным.

— Слушай, серьезно, извини, что мы так шумим. Это не вечно будет продолжаться.

С того самого дня, как я взяла Рауди, он всегда спал в моей комнате. Место в эркере, откуда я сниму подоконник, как только появятся деньги, тоже было его. Я не могла оскорбить Рауди просьбой уступить место или потесниться. Но последней каплей стала синтетическая кость, которую Кими обнаружила под радиатором в спальне в три часа ночи и отказалась отдать.

— Где же Кими теперь? — спросил Кевин.

— Во дворе. Наверно, роет…

Для января в Кембридже минус пять градусов по Цельсию — это довольно тепло. Нам с Рауди было даже жарковато. Прошлым летом мне удалось наконец убедить Рауди прекратить во дворе строительство укреплений, как перед битвой под Верденом. И вот теперь Кими, наверно, уже восстановила все окопы и траншеи, которые я тогда засыпала. Что ж, по крайней мере, это не мешает соседям. Кими вообще-то тихая, да и двор огорожен.

— Синекван, — произнес Кевин.

— Что?

— Синекван. Никаких следов кокаина не обнаружено. Это синекван. Второе название — доксепин.

Сковорода дымилась. Кевин швырнул на нее два куска начинки гамбургера, они тотчас зашкворчали, съежились, повалил густой жирный дым.

— А что это такое? Снотворное? — спросила я.

— Можно использовать и как снотворное. Этот препарат одновременно и транквилизатор, и антидепрессант. Сонливость — побочный эффект, но некоторые принимают его как снотворное.

— Пожалуй, можно сказать, что Элейн была и подавлена, и встревожена. Ну, из-за той умершей пациентки. Но… не знаю. Она не производила впечатления человека, который из-за этого сядет на таблетки. Она такая же, как Рита, понимаешь?

— Ага. — Он перевернул кусочки фарша подгоревшей стороной вверх.

— Для Риты любая мелочь — повод для работы над собой, — сказала я. — Все, что с ней происходит, она должна сначала осмыслить, а потом преодолеть. Правда же? Если у нее болит голова, она не станет принимать аспирин, потому что думает, что эта головная боль что-то значит и принимая таблетку, она таким образом убегает от психологической проблемы. Проглотив аспирин, она будет чувствовать себя виноватой. И если у всех вокруг грипп, и у Риты — тоже, она решит, что это не просто грипп! Это ее организм посылает ей какое-то сообщение, например о ее отношениях с матерью. А если даже она и признает, что у нее просто грипп, то примется анализировать, как это она его подхватила. Мне кажется, Элейн была из той же породы. У нее был рецепт на эту дрянь? Пузырек с таблетками нашли?

— Не-а.

— Ну, это ничего не значит, особенно если она принимала это как снотворное. Люди раздают лекарства направо и налево.

Это же Кембридж! Вы жалуетесь кому-нибудь, что плохо спали, и вот уже десяток знакомых предлагает вам свой ксанакс или ативан. Когда выясняется, что вам просто не дает спать собака, а никакой бессонницы у вас нет, это не смущает доброжелателей. Тогда они советуют полтаблетки принять вам самому, а вторую половину — скормить псу.

— Раздают лекарство и советуют принимать их, смешав с домашним сыром?

Я вопросительно посмотрела на Кевина.

— Домашний сыр, — пояснил Кевин, снова переворачивая на сковородке то, что осталось от начинки гамбургера. — Она съела это снадобье с сыром. Это обнаружили при вскрытии — синекван, домашний сыр и всякую другую пищу. На ванночке из-под сыра следы синеквана. Я же говорил: ее накормили этой отравой! Теперь мы знаем как. Подложив таблетки в коробочку с сыром.

— О Господи! Слава Богу, что Кими его не попробовала!

— Да, ванночка не была вылизана. — Кевин торжественно водрузил два кусочка подгоревшей мясной начинки на холодные половинки булки, заранее разложенные на двух тарелках, сдобрил каждый кусок полной ложкой майонеза и увенчал все это щедрой порцией кетчупа, пришлепнув его сверху. Потом он придвинул мне одну из тарелок.

— Вообще-то, — сказала я, — она запросто могла дать немного сыра Кими. Я, например, часто даю его собакам. Раньше многие заводчики рекомендовали включать его в рацион. Теперь, кажется, он вышел из моды. Да, пожалуй, Элейн и не стала бы заботиться об обогащении рациона Кими. Она ничего не понимала в собаках. К тому же Кими прекрасно себя чувствует. Она ведь была в нормальном состоянии, когда вы приехали?

— Абсолютно. Тут же прибежала и попыталась со всеми подружиться, совсем как Рауди.

Кетчуп и майонез, смешиваясь, стекали по пальцам Кевина, как кровь из инфицированной раны.

— Ты что, не хочешь? — Кевин указал на вторую порцию.

— Спасибо, Кевин, я только что поела. Съешь сам.

— Как бы там ни было, с собакой все в порядке. Она рычала совсем как Рауди, и я велел одному из ребят вывести ее. Еще она кое-что погрызла там, в гостиной. Подушку, кажется. И еще такую большую корзину.

— Навахо! Так ее назвала Элейн, когда я как-то спросила ее, что это за вещь. Такая большая красно-черная корзина около трех футов в поперечнике. Узор плетения напоминает орла.

Я могла бы научить Элейн, как уберечь от Кими подобные вещи. Я тут же стала придумывать, что можно было ей посоветовать. Но теперь это все не имело значения. У Элейн и Кими больше не было «большого будущего» на двоих.

— Ну, и как это могло случиться? — спросила я. — Кто-то подложил таблетки ей в домашний сыр, она съела и умерла. Так?

— Ага. Поев сыра, а это было вечером, на ужин, она, скорее всего, просто почувствовала сильную усталость и легла спать. А потом жизненные процессы все замедлялись, замедлялись и замедлились так, что она перестала дышать.

Элейн была не из тех, кто пожелал бы умереть вот — так просто «спокойно уснуть». И потому вдвойне несправедливо, что ей даже не дали шанса побороться.

— Загадка в том, — продолжал Кевин, — как именно эта отрава попала в сыр. Могли таблетки подложить, когда сыр уже лежал в холодильнике, или это случилось до?…

— Сыр, вероятно, принес разносчик молока. Ты же видел этот ящик у двери. «Прекрасная долина»! Они делают домашний сыр. Я тоже заказываю его иногда. Идеальная еда и для человека, и для собаки. У них домашний сыр свежее, чем в магазине.

— У тебя сейчас он есть?

— Обыкновенный или пикантный?

У Кевина прекрасный аппетит. Несмотря на солидное брюшко, он делает пробежки по утрам.

— Есть упаковка.

И я дала ему обычную пластмассовую ванночку с фирменной наклейкой «Прекрасной долины» — то есть с той же самой коровой, что и на ящике. Кевин вытер руки бумажным полотенцем, открыл крышку и принялся изучать упаковку и содержимое.

— Ты ее уже открывала?

— Нет, смотри: она же полная.

— Но ты открывала ее!

— Да нет же! Я ее вообще не трогала.

— Тогда где же… э-э, эта пластмассовая штучка? Ну, такая полосочка? Дергаешь за нее — и коробочка распечатывается.

— Таких фирменных штучек никогда не бывает у разносчиков молока. Это в магазине сидит человек и запечатывает коробочки. А тут — просто открываешь крышку, и все. Как в старые добрые времена.

Кевин закрыл ванночку, потом опять открыл, внимательно посмотрел на содержимое и снова закрыл крышку.

— Значит, домашний сыр был в такой же ванночке? — спросила я.

Он кивнул.

— Такие не продаются в магазинах. Такие приносит только разносчик молока, — заметила я.

— Значит, какое-то время ванночка пролежала у нее в ящике у дверей.

— Да…

Мы внимательно посмотрели друг на друга.

— И кто-то, — продолжила я, — мог подойти, открыть коробочку, положить туда что угодно и снова закрыть. Если потом выровнять сверху сыр, то никто и не заметит. А ящик для молока у Элейн на крыльце, и его не видно с улицы. Понимаешь?

— Да. Теперь начинаю понимать.

— Таким образом, совсем необязательно было проникать в дом. А значит, это мог быть кто угодно.

— Да уж! — хмыкнул Кевин. — Это расширяет круг подозреваемых.

— Например, какой-нибудь антифеминист, как этот парень из Монреаля. Возможно, этот человек даже не знал ее лично, а просто, например, его жена, начитавшись книг Элейн, бросила его. Или, скажем, девушка посещала ее семинары, «обрела уверенность в себе» и послала своего парня ко всем чертям, а он обвинил во всем Элейн. Что-нибудь в этом роде. Да, это мог быть любой, кто знал, где она живет…

Кевин подумал и добавил:

— И знал, что ей приносят на дом молоко и домашний сыр.

— Ну, это не такая уж редкость. Большинство яппи заказывают молоко на дом, потому что это удобно, и еще молоко, как правило, берут многодетные семьи. А многим просто приятно сознавать, что у них свой разносчик молока. И стеклянные бутылки очень экологичны, так ведь? Здесь, в округе, по меньшей мере две молочные фермы.

— Если кто-нибудь знал, что ей приносят домашний сыр…

— Конечно! Либо этот кто-то бывал у нее в доме, видел сыр в холодильнике, разговаривал с ней о домашнем сыре… Или он просто знал, что она заказывает в «Прекрасной долине». Возможно, кто-то заглянул в ящик после того, как заходил разносчик, и до того, как Элейн вынула продукты. А промежуток мог быть довольно-таки длинным. В этих ящиках можно хранить молочные продукты часами, хоть целый день. Предположим, разносчик приходил утром. Элейн весь день была на работе, и домашний сыр лежал в ящике, пока она не вернулась. В общем, тебе надо побеседовать с разносчиком.

— Безусловно.

— Он славный парень, — сказала я. — Если это тот же, что приносит молоко мне. Скорее всего, это он и есть. Это его маршрут. Очень славный парень! Он ужасно расстроится. И дела его фермы тоже расстроятся, если все это попадет в газеты. Кто угодно мог узнать адрес Элейн. Ее номер есть в телефонной книге. Я знаю: сама смотрела несколько дней назад.

— Кто угодно… — задумчиво произнес Кевин, — кто захотел бы, чтобы она умерла. Дело в том, что я выяснил насчет ее пациентки.

— Ну?

— Она действительно приняла слишком большую дозу. Странно… Ее звали Донна Залевски. Она приняла слишком большую дозу синеквана.

— Как Элейн!

— Как Элейн.