"Светлана Бестужева-Лада. Как в кино не будет" - читать интересную книгу автора

никак не удавалось убедить в том, что пришедший по вызову монтер или
сантехник - не Костенька, шли за Лидией Эдуардовной. "Баронесса"
несколькими словами меняла обстановку коренным образом и уводила несчастную
помешанную в свою комнату - отпаивать валерьянкой.
"Баронесса" вообще была в нашей квартире чем-то вроде ООН, тогда как
баба Фрося представляла собой нечто вроде НАТО. Лидия Эдуардовна убеждала -
Евфросинья Прохоровна действовала. Но работали они, как говорится, "в паре"
и удивительно слаженно.
Единственной "горячей точкой" в квартире было семейство Сергеевых с
безупречно пролетарским происхождением и главой - профессиональным
алкоголиком. Пил Иван Ильич, правда, "с умом": чекушку после смены на
Дорогомиловском химзаводе, чекушку - дома после обеда, после чего ложился
спать до следующей смены. Но иногда на него "накатывало", и он пару дней
пребывал в состоянии, которое сам же кратко характеризовал - "ухрюкаться
в...". Жена его, Клавдия Ивановна, торговала пивом возле метро
"Кропоткинская" и пыталась воспитывать двух сыновей: Илью, 46-го года
рождения ("дитя Победы", как говорил мой отец), и Ивана, 47-го года
рождения ("результат отмены карточной системы", опять же, по выражению
моего папы). Когда Ивану было уже двадцать лет, у Сергеевых родилась еще и
дочка Верочка, цветик запоздалый. По-моему, тетя Клава так и не поняла,
откуда у нее в пятьдесят с лишним лет да от почти семидесятилетнего мужа
появилось такое сокровище. И баловала ее отчаянно, преодолев даже свой
панический страх перед грозным "повелителем".
А муж, Иван Ильич, и в трезвом, и в пьяном виде был неизменен в двух
вещах. Во-первых, являлся убежденным и непоколебимым сталинистом, а
во-вторых, таким же беззаветным антисемитом. Но если его первая заповедь
никого в квартире особо не волновала, то со второй оказалось сложнее. Ибо в
одной из комнат проживало семейство, которому для полноты картины в жизни
не хватало только старика Сергеева.
Моисею Семеновичу и Ревекке Яковлевне Френкелям чудом удалось
выбраться во время войны из Киева с последним поездом и даже не попасть под
бомбежку. В Москве повезло получить комнату в центре - и на этом период
удач в их жизни надолго завершился. Семен Моисеевич ушел в ополчение и
пропал без вести во время битвы под Москвой. А Ревекка Яковлевна осталась с
полуторагодовалыми близнецами Софьей и Семеном. Работала она врачом в
госпитале, сутками там пропадала, и если бы не баба Фрося и тогда еще
относительно вменяемая Елена Николаевна, семейство не вынесло бы и первой
военной зимы. А так - ничего, выжили.
После войны Ревекка Яковлевна хотела вернуться в Киев. Даже съездила
туда "на разведку", но через неделю вернулась, постарев лет на двадцать.
Все родственники - и ее, и мужа - погибли. Кто в Бабьем Яре, кто в
концлагерях. Квартира на Крещатике превратилась в руины, как и весь
проспект, впрочем. Так что возвращаться было некуда.
Госпиталь, где она работала, закрыли. С большим трудом удалось
устроиться участковым врачом в районной поликлинике. И то лишь потому, что
в анкете она написала, что ни сама, ни ее родственники на временно
оккупированных территориях не проживали. И это было почти правдой: они там
умирали. Причем очень быстро.
Софе и Семе исполнилось по двенадцать лет, когда началась очередная
антисемитская кампания в стране - "Дело врачей". Каким-то чудом Ревекка