"Светлана Бестужева-Лада. Как в кино не будет" - читать интересную книгу автора

первопрестольной после "провинциальной глуши". Там, в Воронежском
гарнизоне, отцу, подполковнику инженерных войск , полагалась отдельная
двухкомнатная квартирка в двухэтажном особнячке: таком, какие во множестве
понастроили после войны пленные немцы. В той квартирке все было крохотное,
но - свое.
А здесь на одной кухне , громадной, метров тридцать, не меньше, -
четыре газовые плиты и восемь столов. И очередь к единственной раковине с
холодной водой. По утрам и вечерам - хвост в туалет и в ванную. Это уже
потом, когда я подросла, в квартире стало поменьше народу. А в пятидесятых
годах...
Хотя, слышала от соседей, до войны еще "веселее" было. Началось все с
того, что в двадцатых годах изначальных хозяев квартиры, родственников
Булгакова, разумеется, "уплотнили". Сам хозяин, присяжный поверенный Степан
Иванович Лоскутов, к счастью для себя, этого не увидел: скончался от удара
на втором году революции, оставив вдову и двух дочерей без средств к
существованию. Во внезапное исчезновение многолетних сбережений Степана
Ивановича долго не могли поверить не только "компетентные органы",
несколько раз устраивавшие обыск в квартире, но и убитые горем домочадцы.
Деньги, по тем временам немалые, однако, пропали бесследно. А вдове и двум
дочерям удалось сохранить за собой три комнаты и вообще выжить только
благодаря своей бывшей прислуге Фросе - Евфросинье Прохоровне Ивановой.
Фрося, устроившись посудомойкой в общепитовской столовой, кормила
"барыню" и "барышень", совершенно не приспособленных к жизни вообще, а к
наступившей тем более. Она держала в страхе "товарищей-подселенцев",
непрестанно сменявших друг друга в трех остальных комнатах. И именно она
после смерти "барыни" заменила сестрам Лоскутовым мать. Хотя, собственно,
тогда "барышни" уже давно вышли из отроческого возраста: старшей, Анне,
было сорок, младшей, Марии, тридцать пять. Обе были "совслужащими", но все,
на что их хватало, - приносить домой крохотное жалованье. Остальным
занималась Фрося, по каким-то одной ей ведомым причинам не пожелавшая
"устраивать личную жизнь", то есть выходить замуж.
И вдруг все резко переменилось В один прекрасный день Анна вдруг
привела домой молодого представительного мужчину и объявила: "Это мой муж".
В середине 30-х годов это было несложно: дошли до ближайшего загса,
расписались - и, пожалуйста, создана новая ячейка общества. Правда, от
сорокадвухлетней старой девы никто уже ничего подобного не ожидал. Но ведь
сердцу, как известно, не прикажешь. Да и супруг, лет на пятнадцать ее
моложе, вполне мог полюбить сухопарую, сутулую, с жидким "кукишем" на
затылке, очкастую библиотекаршу. Ничего сверхъестественного в этом не было,
коль скоро невеста обладала бесценным по тем временам приданым -
шестнадцатиметровой комнатой в центре Москвы.
Многомудрая Фрося предпочла промолчать и не вмешиваться. Зато сестры
разругались вдрызг. Мария пыталась объяснить Анне легкомысленность такого
поступка. Познакомиться с молодым провинциалом и за неделю настолько
потерять голову, чтобы не только расписаться с ним, но и прописать у
себя...
- Неужели ты не понимаешь, что нужна этому типу только как приложение
к жилплощади?! - кричала Маша прямо в присутствии новоявленного зятя. - Он
ведь выкинет тебя из комнаты и глазом не моргнет. Куда ты тогда денешься,
дура несчастная?!