"Светлана Бестужева-Лада. Как в кино не будет" - читать интересную книгу автора

обличительной речью против подлецов-судей, которым бы только выполнить план
и засадить за решетку побольше народу. А виноватых или невинных - дело
десятое. Присутствовавшая при сем баба Фрося негромко обронила:
- Ты же сам говорил, Иван Ильич, что у нас зря никого не сажают. Или
ошиблась я?
Иван Ильич запнулся, будто налетел на невидимую стену. Но потом
все-таки нашелся.
- Это раньше, при товарище Сталине, все было по справедливости.
Порядок был. А теперь распустили всех, сукины дети, хрущевские выкормыши!
Из тюрем врагов повыпускали, хороших людей грязью замазали, мелят языками
что ни попадя. Иностранцев полна Москва, ихние фильмы о красивой жизни
крутят. Конечно, молодым манко. А все эти, евреи!
- Ты, Иван, на старости лет да от водки совсем рехнулся, - отмахнулась
от него баба Фрося. - Софка, что ли, твоего парня на чужую квартиру навела?
Или Моисей Семенович постарался?
- Все равно от них все зло! - продолжал бушевать старик.
- Твоя Клавка сядет за недолив - тоже они виноваты будут? У моих
хозяев, царствие им небесное, евреи в гостях бывали, точно помню.
Культурные люди, обходительные, воспитанные. А тебя, хама, дальше кухни не
пустили бы.
- А может, твои хозяева тоже евреями были, почем я знаю! - не желал
сдавать позиции старик.
Тут подоспела Лидия Эдуардовна.
- С таким именем, как у вашего отца, милейший, я бы помалкивала. Самое
что ни на есть еврейское имя - Илья. Хоть кого спросите.
С двумя "миротворческими силами" Ивану Ильичу было уже не справиться,
и он убрался с кухни, бормоча себе под нос что-то о сионистском логове и
мировой заразе. А баба Фрося, увидев меня в дверях кухни, погрозила
пальцем:
- Нечего тут подслушивать! Старые - что малые, несут невесть что.
Лучше пойди скажи тете Риве, чтобы шла стряпать. Теперь он не скоро выйдет,
да и мы тут.
Такой была наша квартира в самый ее расцвет. Смешно, но иногда я
скучаю о том времени. Конечно, в основном потому, что тогда мне можно было
носиться по всей Москве, ходить с подружками в кино, бегать на свидания.
Мне было всего пятнадцать лет, жизнь только-только начиналась, и для меня
она была прекрасна. Другой я не знала и не хотела.
Тогда было безумно модным фигурное катание. Соревнования фигуристов
показывали по телевидению, имена чемпионов были известны всем не хуже, чем
имена первых космонавтов. Мои родители хотели, чтобы у меня было все.
Поэтому я ходила в музыкальную школу и занималась в секции фигурного
катания. И если успехи в игре на рояле у меня были, мягко говоря,
посредственными, то на катке мне кое-что удавалось. Печально было только
то, что наши с Иркой увлечения перестали совпадать. Ей, что называется,
"медведь на ухо наступил", поэтому она сразу отказалась от всего, что
связано с музыкой. Зато не пропускала ни единой выставки живописи, в
которой я не понимала абсолютно ничего.
Разделял нас еще один момент. Ирка была круглой сиротой, а я - любимой
дочкой обеспеченных родителей. Не отличавшейся, кстати, особой
тактичностью. Потому и услышала как-то от ближайшей подруги и молочной