"Альфред Бестер, Роджер Желязны "Психолавка"" - читать интересную книгу автора

пульсировал во время наших страстных объятий, когда мы, сливаясь воедино,
ласкали друг друга губами и языком, льнули друг к другу всем телом,
буквально пожирали друг друга, задыхаясь от наслаждения... Глория тихонько
мелодично шипела - словно пела что-то на своем языке любви. Вдруг она
охнула, выкрикнула что-то, и бутон раскрылся, превратившись в алый цветок,
и я погрузился в самую сердцевину этого цветка, а тело Глории и ее голос
запели еще громче, в унисон нашей страсти и любовной игре, высоким и
чистым голосом, и голос ее плоти заставлял и меня подпевать этой дивной
песне любви. Увы, слишком скоро, как мне показалось, мы оба одновременно
испытали высший восторг.
Но так и остались лежать, не расплетая рук и ног, - она была по-прежнему
прохладна, а я - чрезвычайно разгорячен, в полном упоении ею... Не сразу
нашел я в себе силы прошептать: "Любимая... Дорогая... Никогда прежде...
никогда..."
"Ш-ш-ш. Ш-ш-ш. Ш-ш-ш. Не двигайся. Подожди".
И я умолк.
А потом вдруг понял, что вокруг делается черт знает что: выли
предупредительные сирены, слышались тяжелые взрывы, громы и молнии... В
здании гостиницы хлопали двери, слышался топот ног, и все ближе и ближе к
нам раздавался скрипучий голос: "Воздушная тревога, дамы и господа!
Воздушная тревога! Самое глубокое бомбоубежище, если пожелаете, на станции
подземки Саут-Кен".
Наконец этот глашатай достиг нашего номера и двинулся дальше. Мы не
обратили на его призывы внимания: то, чего мы оба так страстно желали,
находилось здесь. Кончик осторожного язычка Глории медленно обследовал мои
глаза, уши, лицо, рот... Ее гибкое тело словно ходило волнами, а гладкая
блестящая кожа была как шелковая. Лепестки того алого цветка снова
задрожали, легонько покалывая меня, заманивая обратно, возбуждая желание и
давая силы... И на этот раз мне показалось, что наступило вечное
блаженство...
Когда же наконец мы расцепили объятия, то шепотом пожелали друг другу
спокойной ночи, уютно угнездились в теплой постели и крепко уснули.
Проснувшись, мы сперва решили, что неплохо было бы снова заняться любовью,
но тут зазвучал сигнал отбоя, напоминая нам, зачем, собственно, мы
оказались в Лондоне 1944 года. Мы посмеялись, пожали плечами и стали
собираться с мыслями, намереваясь непременно отыскать того шалуна, который
послал столь нелепый призыв о помощи. Я полагал, что все дело в странно
образованной мышке с драгоценной тиарой на голове и явно развитым чувством
юмора. А Глория - что это один из тех шутников, которые способны написать
молитву на булавочной головке. И она оказалась права.
Такси в такую рань мы, разумеется, поймать не смогли и пошли пешком -
вышли на Слоан-сквер, спустились по Слоан-стрит, свернули на Пимлико-роуд,
дошли до Букингем-Пэлэс-роуд (местные жители называют ее еще
"Бак-хаус-роуд") и наконец оказались на вокзале Виктория, мрачном,
помпезном памятнике дурному вкусу викторианской эпохи.
В залах ожидания было довольно темно, свет горел лишь кое-где, однако уже
царило оживление - с раннего утра начали прибывать владельцы сезонных
билетов, которые, казалось, и без света ориентируются прекрасно. Во всяком
случае, не хуже, чем при свете. Лондонская толпа действительно
довольно-таки суетлива, так что нам пришлось побегать, пока мы не нашли