"Анатолий Безуглов, Юрий Кларов. За строкой приговора... " - читать интересную книгу автора

- А у вас? - Степанова повернулась к Сахнину. - Что вы скажете, Борис
Прокофьевич?
Сахнин относился к числу тяжелодумов. Он никогда не спешил с ответом.
И эта черта его характера подкупала Анну Ивановну, которая считала, что
судье не положено торопиться с выводами.
Вот и сейчас он будто не слышал обращенного к нему вопроса, а молча
смотрел куда-то поверх головы Анны Ивановны, плотно сжав губы.
О чем он в эту минуту думал? Что вспоминал? Лицо подсудимого?
Заключительную фразу адвоката, просившего суд оправдать подзащитного за
недостатком улик? Насколько Анна Ивановна поняла, речь адвоката произвела
на Сахнина большое впечатление. И это вполне естественно: Григорий
Аркадьевич Завельский был великолепным адвокатом, умевшим с блеском
проанализировать весь доказательственный материал и наглядно показать суду
все слабые места обвинения. Степанова привыкла делить адвокатов на две
категории: "логиков" и тех, кто воздействует на эмоции слушателей. Но в
Завельском идеально сочеталось и то и другое. Он всегда был грозным
противником государственного обвинителя и на судебном следствии, и во время
прения сторон. Его позиция обычно отличалась не только обоснованностью, но
и оригинальностью, а в деле Шаблина было более чем достаточно материала и
для обвинения, и для защиты. Да, контраргументы Завельского заслуживали
самой внимательной и тщательной оценки.
- Итак, ваше мнение, Борис Прокофьевич?
- Мое мнение... - сказал Сахнин, постепенно выходя из состояния
задумчивости, - мое мнение... Мне кажется, что Нина Александровна не
ошибается. Процентов на восемьдесят я тоже уверен, что Шаблин убил жену.
- На восемьдесят?
- Ну, может быть, на восемьдесят пять...
- Так что заседатели за обвинительный приговор, - с удовлетворением
подвела черту Глоба.
- Нет, этого считать нельзя, - возразила Анна Ивановна, и Глоба с
удивлением посмотрела на нее. - Один из заседателей, Нина Александровна
Глоба, - за обвинение, а другой заседатель, - Степанова кивнула в сторону
Сахнина, - насколько я поняла, за оправдание.
- Но ведь Борис Прокофьевич тоже считает, что подсудимый виновен.
- На восемьдесят процентов...
- А этого разве мало?
- Конечно, - сказала Степанова. - Уж если пользоваться "процентным
языком", то судья, подписывающий обвинительный приговор, должен быть
убежден не на восемьдесят и даже не на девяносто девять, а на все сто
процентов. Вам обоим хорошо известно старое правило: каждое сомнение
толкуется в пользу обвиняемого.
Глоба пожала плечами, а Сахнин крякнул и потер ладонью подбородок. Он
был одновременно и согласен, и не согласен с тем, что сказала Степанова.
- Видите ли, Анна Ивановна... Оно, конечно, верно: с чистой совестью
обвинительный приговор я подписать не могу, сомнения что там не говори, а
имеются. Но ведь и оправдательный, если по справедливости разобраться и
прикинуть, я тоже с незапятнанной совестью не могу подписывать...
- Почему?
- А если он виноватый? Как же оправдать-то? "Оправдательный приговор
тогда вроде пропуска убийце... Иди, дескать, друг ситцевый, и дальше