"Владимир Безымянный. Нирвана" - читать интересную книгу автора

нового. Все так же громоздились коробки с итальянскими макаронами и
консервными банками, припорошенными пылью.
Строкач аккуратно сложил лестницу, вернул ее на место и двинулся к
выходу. В прихожей бросил:
- Что же тут смешного, Светлана Евгеньевна? Убита молодая девушка,
ваша соседка. А я, вместо того, чтобы дело делать, с вами в прятки играю.
Вернее, вы со мной.
- Да ведь вы сами начали. Ну, был у меня приятель вчера вечером, ушел
еще до двенадцати. Я же не должна это втолковывать кому попало...
- И вы с вечера так и не убирали?
- Нет, не убирала! - голос Светланы стал мечтательным, зазвенел. -
Вам, наверное, трудно это представить: лежала и думала о нем. В полном
одиночестве. Родители ко мне вообще не заходят. Папаша у нас - фигура, ему
не до меня, лишь бы все тихо, без скандала. При них я никого позвать не
могу, но они в эти дни на даче, вечером будут. Папа с мамой молодцы, в
любом случае позвонят, предупредят, что возвращаются. Чтобы без эксцессов.
Демократия! У нас в подъезде теперь сплошь демократы, за исключением
одного буржуа...
- Это кто же такой будет? - осведомился Строкач.
- Есть тут такой - Николай Васильевич. Здоровенный мужик. Иномарки
тасует, как карты. Вот кто знает, чего хочет. Политика вся эта ему - тьфу!
"Света, вас на край света подвезти?" Была бы свободна - и поехала бы.
Люблю сильных людей. А того, кто у меня был, впутывать не дам. Если есть
нужда - передам, чтобы пришел к вам. У него свои проблемы, но, может, и
явится.
- Может? Даже если погибла женщина?
- Ну, он-то уж точно ни при чем. Он и мухи не обидит. Исповедует
принцип - все живое имеет права на жизнь.
Павел был совершенно в этом не убежден, хотя против кавалера Светланы
Турчиной ничего не имел.
Теперь - этажом ниже, здесь улов может оказаться побогаче.
Звонок испустил мелодичную трель, и сейчас же за дверью взорвался
оглушительный собачий брех. С четвертого этажа отозвались - визгливее,
заливистее.
Дама, появившаяся на пороге, занимала весь проем и казалась еще
внушительнее, чем на улице. "Величественная особа", - отметил Строкач.
Позади, в полусвете прихожей мелькнуло веснушчатое лицо лейтенанта
Родюкова. На нем было написано откровенное страдание.
- А, Игорь, привет. Ты уже здесь? - Строкач как бы удивился.
Родюков отреагировал верно:
- Да, Павел Михайлович. Проходите. Октябрина Владленовна - свидетель,
о котором можно только мечтать.
- Ох, это просто ужасно! - дама охотно двинулась по второму кругу. -
Такая молодая, красивая! Я, конечно, далеко не все в ее журналистской
работе принимала. Но в каждом монастыре свой устав. И в нашей молодости мы
тоже живо интересовались политикой, общественной жизнью, но у нас, что ни
говори, была цель, идеалы. Да и быт был чище, нравственнее. Некогда было
подолгу задумываться о себе. Вся жизнь - борьба, стремление, и вот - на
старости лет одиночество. Даже детей не удосужились завести... Помрешь -
никто и не вспомнит, въедет сюда какой-нибудь воротила, вроде этого