"Сергей Бычков. Одна строчка в летописи " - читать интересную книгу автора

всего одна строчка, но какая же это величайшая честь - быть вписанным в
летопись Руси!
Пройдут тысячи лет, народятся многие поколения, но ваше имя, Захарий
Иванович, будут знать и прославлять благодарные потомки земли нашей!
- Слышь, Ефросинья? - уже радостно спросил Захарий. - Вон Никита
говорит, что нас с тобой люди через тысячу лет помнить будут. Знай наших! За
это, Фросюшка, даже и в постный день выпить не грех. По сему, голубка моя
сизокрылая, налей-ка нам с

1. Сказание о Мамаевом побоище.

39

Никитой медка.
- Забористый мед-то, - выпив, сказал Никита, - опять, однако, как
прошлый раз, до храма не дойду... Еще вопрос у меня имеется, Захарий
Иванович. Вот прежний митрополит Киприан, царство ему небесное, не верит
Софонию. В его записях указано, что у Дмитрия Донского от силы было тясяч
сто пятьдесят. Что вы на это скажите?
- А, что, митрополит Киприан был на побоище - прищурившись, спросил
Захарий. - Может, он и счет вел? Софоний, видите ли, врет. Сам он брехун
кремлевский! Да в те времена его и на Руси-то не было вовсе.
- Тише, тише, Захарий, - испугалась Ефросинья, - не приведи господи,
услышит кто-нибудь.
- Пусть все слухают, - не унимался Захарий, - счетовод он хренов, а не
митрополит после энтого. Да в одном ряду только шесть тысяч ратников билось,
а рядов тех было около пятидесяти. Коли б меньше, то как бы мы конницу
ордынскую удержали? Митрополита молитвами, что ли? Да еще засадный полк?
- Я тоже согласен с вами, - подхватил Никита, - прав Софоний - не
меньше триста тысяч.
Чтобы успокоить мужа, Ефросинье пришлось налить им еще по ковшу браги.
Выпив, уже порядком захмелевший Захарий завел речь о своем возвращении с
битвы.
- Подъехал я к дому, а Фрося как выскочила из избы, так коня мого
боевого с ног сбила...
Когда Никита собрался уходить, Захарий вышел проводить его во двор.
- Слышь, Никита, - заискивающим голосом начал он, - а нельзя ли мою
старуху в летописи упомянуть? Мол, так и так: Захар Тютчев и голубка его,
Ефросинья Алексеевна. А, Никитушка?
Шибко люба она мне, даже и говорить неудобно в мои-то года.
Вон и сыновья насмехаются надо мной, когда я ее цалую.
- Нельзя, - подумав немного, ответил Никита, - митрополит не пропустит.
Но, будь моя воля, Захарий Иванович, я бы внес.
В память всех женщин многострадальной Руси.

5 декабря 2004 г.
Ванкувер.

Оглавление