"Джером Биксби. Улица одностороннего движения" - читать интересную книгу автора

раны граждан. Ну и прекрасно.
Они сделали его приемлемым для общества. Показали ему,
где и в чем он неправ. Пачками предъявляли ему доказательст-
ва: книги, фотографии, фильмы, подлинные документы и обстоя-
тельства его собственной жизни. В его послужном списке чис-
лились три должности, которых он никак не мог вспомнить,
упоминались и другие любопытные сведения, например его пер-
вый брак с некой особой по имени Джун Мейси...
Когда-то он был помолвлен с девушкой по имени Джун Мей-
сон.
Ему принесли доказательства и долго его убеждали.
И они его убедили. Доказали ему, что мир, в котором он
живет, - вовсе не тот, который, как ему казалось, он знал.
Доказали, что все это - плод его воображения.
Что вот здесь у него заторможенная реакция, а вот тут ему
чудятся несообразные по времени события. Доказали, что на
Эмпайр стейт билдинг испокон веков был шпиль; что ООН улади-
ла конфликт в Корее всего через два месяца после того, как
начались военные действия; что Прокофьев - любимый компози-
тор Пита - не умер в 1953 году, а жив и поныне, хоть и прих-
варывает; что телевидение еще не настолько усовершенствова-
но, чтобы стать выгодным в коммерческом отношении; что Шекс-
пир не написал никакого "Гамлета"...
Пит читал им наизусть отрывки из "Гамлета". Они очень
удивились. Они сказали: "Господи, да у вас талант! Вам надо
писать!"
Временами ему казалось, что он и впрямь сойдет с ума. По-
рой он был убежден, что он уже сумасшедший. А порой не сом-
невался, что все это - просто какой-то дьявольский заговор
целого мира против него, Пита Иниса.
Отчаянное самомнение. Для безумца.
Но Пит, конечно, не безумен... Просто такая у него при-
хоть, которая тешит его самого и несколько беспокоит психи-
атров на определенном этапе его болезни.
Никакого Шелли никогда не было на свете. А он декламиро-
вал Шелли.
Они говорят: Китс.
Пожалуйста, он декламировал Китса.
"Господи, да у вас талант! Вам надо писать!"
И все-таки они ввели его в колею. Зримая и осязаемая ре-
альность говорила сама за себя, убеждала вернее всяких слов.
Но он не переставал вспоминать тот мир, который существо-
вал лишь в его воображении. Тот мир оставался для Пита таким
же ясным и отчетливым до мельчайшей, прочно запомнившейся
подробности, как и этот, реальный мир, в его неоспоримой,
осязаемой подлинности.
Они ввели его в колею.
Теперь он понял, какое это ощущение, когда вообразишь се-
бя Наполеоном: будто падаешь в бездонную пропасть.
Не только разумом, но и чувствами Пит принял совершившее-