"Дмитрий Биленкин. Гениальный дом (Авт.сб. "Снега Олимпа")" - читать интересную книгу автора

окна. Миллиарды невидимых устьиц, и без ущерба для прозрачности - каково?
Вот почему мембрана такая тонкая. Все рассчитано, и как рассчитано!
Когда-то дом называли "машиной для жилья". Лучше было бы назвать его
консервной банкой... Тут все иное. Функционально наш дом - организм. Как
всякий организм, он стремится поддерживать внутри себя некий оптимум
среды. Принцип гомеостата! Но... Есть одно главное, важнейшее отличие.
Оптимум для него - мы с вами. Мы его задаем. Мы!
Юрков многозначительно поднял палец. Его глаза сияли восторгом, и,
конечно, следовало восхититься, изумленно выдавить из себя что-то, но
Смолин почему-то не мог и этого.
- Интересно, - сказал он отрывисто. - Мы оптимум дома. Это как
понимать?
- Но это же ясно! - потрясение вскричал Юрков. - Ни один дом не
способен самоподдерживаться, тем более охранять человека. Только наш дом
может беречь себя, как это было с окном, и беречь человека. Растение,
реакции которого ускорены в миллион раз! Пусть налетает буря,
землетрясение, приходит Аттила с пушками - можете спать спокойно...
- Виноват! У Аттилы не было пушек.
- Не все ли равно? Важно, что дом пустит добавочные корни, мгновенно
упрочит стены, словом, приспособится. Так, верю, было бы и в природе, если
бы не скудный лимит энергии. Ну а мы этим не связаны.
- Что ж, прекрасное жилище для бурных планет...
- Идеальное, идеальное! Ведь главное отличие нашего дома от всех
творений природы и техники вот в чем. Растение существует ради самого
себя. Машина целиком принадлежит нам, но это, увы, инертное физическое
тело. Мы скрестили оба типа эволюции, взяв достоинства обеих и устранив
недостатки. Вся основная программа жизнедеятельности дома состоит в
обеспечении человеческих нужд, как своих собственных. Вся! Если бы у дома
имелся хоть проблеск разума, он осознал бы нас, как свою наиважнейшую
часть, душу, если хотите. Воздух - для нас, вода - для нас, тепло,
безотказность, изменчивость тела - все, все только для нас!
- Гениально! - не выдержал Смолин. - А как насчет галушек?
- Ч-ч-чего? - Юрков поперхнулся. - Каких галушек?
- Со сметаной. Тех самых, которые прыгали Пацюку в рот. Не помните?
Был, знаете, в старину такой писатель - Гоголь, он все это изобразил.
Юрков рухнул в едва успевшее развернуться под ним кресло.
- Да-а, - протянул он, задумчиво глядя на Смолина. - Что искали, то и
нашли. Человека знакомят с чудом техники, а в ответ... Яркая и откровенная
реакция, спасибо.
Смолин смешался.
- Извините, я, может, чересчур резко... - Он смущенно покраснел. - Не
знаю, что на меня нашло... Простите! Вы так обожаете свое детище, что,
конечно...
- Оно не совсем мое, к сожалению! Как техносоциолог я причастен больше
к его опробованию.
- Все равно вы гордитесь, восхищаетесь домом, а я...
- Это верно.
- И он, поверьте, достоин восхищения! Это не комплимент. Как я
представлю себе, что все это - стены, краны, дышащие, оберегающие себя
окна, творящий мебель пол - вся эта немыслимая сложность только что была