"Дмитрий Биленкин. Диктатор и время" - читать интересную книгу автора

Он не спешил взглянуть на экран. Он смаковал ожидание, как
проголодавшийся гурман смакует роскошный обед. Все-таки наука
существует не зря. Конечно, зловредные идеи могут быть и у ученых. Но
ничего, пусть живут. Гаркнуть на них на всех - и дело с концом. Народ
одобрит. Народ тоже не любит умников. Народ любит его. Еще не было
парада, на котором народ не рукоплескал бы ему. Ненавидят его только
сумасшедшие. А что, это идея! Надо подсказать писателям: кто хочет
неодобренных сверху перемен - тот психически больной.
Нет, он действительно гений! Шизофрения в жизни есть, значит, она
должна быть и в политике. Это же очевидно!
Диктатор взглянул на экран. Теперь (то есть через три года)
поперек площади висел плакат: "Да здравствует теория политической
шизофрении!"
Диктатор удовлетворенно кивнул. Он уже четко видел основы новой
теории.
Заразных больных изолируют, но не умерщвляют. В целях
нераспространения подрывных идей запрещают и сжигают книги. Впрочем, а
почему заразных больных только изолируют? Надо пересмотреть. Хирург
ради исцеления больного обязан прибегнуть к ампутации. Диктатор ради
исцеления нации обязан прибегать к ампутации голов. И еще: диктаторы
должны быть членами научных академий и носить белые мундиры.
Последний вывод несколько смутил диктатора. Кажется, его
занесло... "Ничего, философы подработают", - бодро решил он. И
передвинул стрелку временной шкалы еще на год.
Плакат исчез, а на месте его портрета висел портрет Маркса.
"Но, но! - успокоил себя диктатор. - Сейчас я выявлю главарей..."
На этот раз список вожаков получился еще более объемистым.
Диктатор продиктовал его охранке и нетерпеливо взглянул на экран.
Портрета не было. Не было и самого здания театра. Сторонясь
развалин, по площади гуляли иностранные солдаты.
"Значит, революция все равно произошла, - тупо подумал диктатор. -
И спасать положение пришлось послу. Но если так..."
Но если так, то ему не продержаться и полгода. Ведь посол,
разумеется, тоже следит за изменениями будущего. И его коррективой
станет своевременное устранение неудачника. Его устранение.
Мозг диктатора был устроен своеобразно. Все свирепое, что делал он
с другими, было мудрым, правильным и служило благу государства. Все,
что делалось против него, было заведомо подлым и гнусным
преступлением. Его мнение всегда было истиной, точно так же, как
мнение противника всегда было ложью. Так был устроен его мозг, так
была поставлена пропаганда, на этом воспитывался народ, иначе и быть
не могло.
Осунувшись, диктатор сидел перед футуровизором, на экране которого
маршировали чужеземные солдаты. Сейчас он тяжело и злобно ненавидел
империалистов. Он всегда их ненавидел, он ненавидел их до того, как
стал диктатором, он ненавидел их, став диктатором, он и стал
диктатором, чтобы поднять народ на борьбу с империализмом, вся его
жизнь была посвящена этому, да, да!
Но как бы ни был удручен диктатор, какие бы чувства им ни владели,
мысль, ища спасения, вертелась в привычной, глубоко выбитой колее, и