"Дмитрий Биленкин. Тень совершенства ("Знание - сила", 1982, N 5)" - читать интересную книгу автора

- Желаю успеха. А насчет своего отношения к машине все же
понаблюдайте... Мало ли что.
- Нет уж, - твердо сказал Кошечкин. - А то принялась одна сороконожка
рефлектировать да и разучилась ходить.
Горло еще саднило, но уже меньше. Скупо освещенными переходами Кошечкин
спустился вниз. Здесь гул и дрожь были заметнее, но только не для
Кошечкина. Пожалуй, он бы даже удивился, обрати кто его внимание на этот
шум. Шум? Не было здесь никакого шума, была тишина работающего двигателя и
тишина выключенного. Вот если бы что-нибудь забарахлило, тогда дело иное.
В пультовой все было обычно. "Стремительный" шел с постоянным
ускорением, его вела автоматика, человек мог ни к чему не притрагиваться,
все и так делалось само собой. Кошечкин сел в удобно умятое кресло и
привычно оглядел свое хозяйство. Ничто, естественно, не моргало красным,
не вопило о неисправности - случись такое, сигнал выдрал бы его еще из
постели. Поэтому Кошечкин лишь мельком покосился на сумматоры, за долю
секунды удостоверился, что все параметры пребывают в норме, и сразу
перевел взгляд на "полярное сияние". Точнее, он все это сделал
одновременно. Дугой распластавшееся над всеми датчиками, переключателями и
мнемографиками "полярное сияние" тоже свидетельствовало о полном
благолепии. Впрочем, иное его состояние педантичная натура Кошечкина
восприняла бы как личное оскорбление, ибо плох тот механик, который
отправляется спать без твердой уверенности, что в его отсутствие ничего
случиться не может.
Посторонний мог бы залюбоваться радужными переливами "полярного
сияния", но отнюдь не проникнуть в их смысл. Кроме знаний, тут требовался
еще и опыт. То, что несло звездолет и обеспечивало работу его двигателя,
конечно, было машиной, и должность, которую занимал Кошечкин,
по-старинному называлась "механик", даже "старший механик". Но если бы
Кошечкин предстал перед экипажем в замасленной робе и с гаечным ключом в
руке, это вызвало бы не меньшее веселье, чем появление корабельного врача,
потрясающего шаманским бубном. Какая уж тут механика, какой гаечный ключ,
если в самой машине осуществляется тончайшее преобразование материи и
подступ к ее недрам невозможен для человека! Да и вряд ли там есть хоть
одна гайка...
Удостоверившись, что все в порядке, Кошечкин не глядя тронул
переключатель диагностирующей развертки, то есть начал наиважнейшую для
механика работу. Создание машины, способной унести человека к звездам,
было, разумеется, проблемой, но не меньшей проблемой был ее ремонт во
время полета. Еще никому не удавалось создать машину, которая никогда бы
не ломалась. Наоборот, чем сложнее система, если только она не принадлежит
к классу самоорганизующихся, тем больше вероятность поломок. Но человек,
рискнувший проникнуть в машинное отделение звездолета, был бы испепелен
даже спустя неделю после выключения двигателей. Впрочем, никто туда не
смог бы попасть, поскольку там не было свободного пространства, куда
человеку удалось протиснуть хотя бы руку. Не потому, что не позволял
объем, и даже не из-за проклинаемого всеми конструкторами требования
умалять массу корабля до предела. Представьте себе что-то сложное,
допустим, мозг человека, увеличенный до размера холма; сколько ремонтников
потребуется для его обслуживания, спайки, починки и выбраковки деталей в
их многомиллиардном ансамбле? А если к тому же многие из этих деталей