"Дмитрий Биленкин. Двое и знак ("Знание - сила", 1985, N 5)" - читать интересную книгу автора

исступлении даже, и пока он говорил, горячее Сашино изумление сменилось
растерянностью, которая так не соответствовала обычному выражению его
лица, что оно сделалось глуповатым. И по мере того, как это происходило,
Апеков все более чувствовал в себе уверенность хирурга, обязанного
довершить болезненную ампутацию, чего бы это ни стоило ему самому.
- И ведь тот, из будущего, наверняка это предусмотрел, - закончил он в
каком-то болезненном восторге самоотречения. - Знал, знал, что если кто
раньше времени обнаружит его сигнал, тому не поверят, и все спокойно
послал открытым текстом. Они там хоро-о-ошие психологи!
- Но как же это? - вскричал Саша. - Вас же знают, меня знают, как могут
нам не поверить?! Это нечестно, нечестно!
- Это очень даже честно и очень даже правильно, - непререкаемо, все с
тем же восторгом самоуничижения возразил Апеков. - Поверь наука клятвам,
ей немедленно пришлось бы признать чертей, ангелов, бога, ибо сотни
честных верующих тотчас поклялись бы, что видели их собственными глазами.
Не-ет, в поисках истины наука обязана быть беспощадной, это ее сила и
долг. Долг!
- Значит, мы... я...
Саша осекся. Похоже, до него только теперь дошло, кого в первую очередь
заподозрят в мистификации. Онемев, он смотрел на Апекова, смотрел так,
словно ему ни за что ни про что дали оплеуху, на которую и ответить
нельзя, потому что обидчик, выходит, по всем статьям прав и к тому же
бестелесен, как всякое людское мнение.
Но тягостное оцепенение длилось недолго. Саша подобрался, его глаза
обрели сухой жесткий блеск.
- Ясно, - сказал он беззвучно. - Ясно. Побоку, значит...
Апеков отвел взгляд.
Оба посмотрели туда, где на темном камне алели размашистые символы
иного века, которые так странно и чуждо - или, наоборот, трагично? -
соседствовали с отпечатком беспалой руки, бегущими антилопами, летящей
стрелой. Чья это была рука? Почему так торопливо нанесены знаки формулы?
Чего боялся пишущий? Вернулся ли он в свой век, сгинул в палеолите или он
ни здесь, ни там? Что открыла людям победа над временем, какое страшное
пронзительное видение дала, какую безмерную и тягчайшую власть? Безнадежно
спрашивать, безнадежно отвечать, человек знает только то, что знает его
время, а чего люди этого времени не знают, чего они не готовы принять,
того и не существует, даже если им полнится мир, как он полнится будущим,
близким и бесконечно далеким.
Чувствуя себя вымотанным и опустошенным, Апеков встал, сгреб ошметок
глины и аккуратным движением размазал его поверх знаков формулы. Он все
гуще клал слой за слоем, и ему казалось, что он слышит мысленный Сашин
вскрик; он и сам содрогался, но продолжал тщательно замазывать то, что не
было предназначено его веку, не совмещалось с ним, а только сулило
недоверие и насмешки. Да в них ли дело, думал он уже без волнения, не свое
будущее я оберегаю и не Сашино, даже не историю, чей ход не может
поколебать и такое знамение, - в защите нуждается тот, кто сквозь время
послал этот сигнал бедствия, и другого выхода нет. Ведь растрезвонь мы о
формуле, оставь все открытым, среди хлынувших сюда, среди жаждущих
сенсаций вполне может найтись подонок, который все сколупнет, обезобразит
- и не на такое поднималась рука.