"Дмитрий Биленкин. Париж стоит мессы" - читать интересную книгу автора

Он оглянулся на машину. Она напоминала уснувшего в воздухе китенка.
Масленый глаз смотрел на человека, как бы недоумевая, зачем здесь эта
подвижная козявка и чего она, собственно, хочет.
- Сотрите масло, - приказал Горд. - Хотя нет, не надо...


Оставив "гепарда" на обочине, Горд медленно двинулся в глубь
желто-багрового осеннего леса. Ноги вяло загребали мокро шуршащие листья.
Голова после праздничной выпивки слегка кружилась, в мыслях была неуютная
горечь. Отчего бы это? Может, он просто устал, вымотался? И ждал свершения
слишком долго, так что уже и триумф не радовал? Нет, им владело что-то
другое. Опустошительное чувство, будто он отдал машине самого себя,
перелился в нее до капли, и теперь ноги несут лишенное всяких желаний
тело. Буддисты говорят о переселении душ, тогда как ближе к истине была бы
идея переселения личности конструктора в созданную им технику.
Чепуха! Хотя отчего же? Двадцать лет жизни отдано чему-то, что теперь
стало самостоятельным. Независимым, как окрепший ребенок, который рано или
поздно заявляет отцу: "Все, ты свободен, живи отныне как хочешь!"
Наоборот, в том-то и фокус, что наоборот! И дело не в доводке. Отныне
он. Горд, станет тенью созданного. О нем будут говорить: "Человек,
который..." Словно этим ом только и ценен. А может, так и есть? Что в нем
такого, чем еще он выделяется среди миллиардов людей? Он обыкновенен,
тогда как сделанное им грандиозно. Странно! Неужели его неповторимая
личность, ему лишь присущие чувства, воспоминания, все, чем он жив, -
ничто по сравнению с Машиной?
А хоть бы и так... Машина - плод его мысли. Она как жемчуг разумной
жемчужницы. И пока существует она, для человечества существует он, Горд.
Творец должен умереть в своем произведении.
Ну, знаете! Он есть, он сам по себе, всегда им будет, вот только сейчас
он подустал и выпил капельку лишнего...
Листья под ногами зашуршали громче - Горд ускорил шаг. Шоссе, к
которому он вернулся, было пустынно. Дверца осталась незащелкнутой, внутри
горел сиротливый свет. Горд захлопнул дверцу, включил зажигание и обогрев.
Вокруг смутной массой темнел лес, низкие облака над дорогой сочились
влагой и холодом. Автомобиль в этих вечерних сумерках показался Горду
островком тепла и уюта; свет индикаторов на приборном щитке был прост,
надежен и ясен.
"Вот так, старушка. - Горд любовно погладил глянцевый обод руля. -
Кончен твой век. Тебя заменит другая машина. Ты против? А тебя не
спрашивают..."
Он завел мотор, привычно и сладостно ощущая свою власть над
двухсотсильной машиной.
"Расхлюпался, - сказал он себе, набирая скорость. - Ты победитель. Ты
рванул человечество в двадцать первый век. Ты! Выпей снотворного и не
забудь, что в десять ноль-ноль тебя будут ждать очень важные персоны.
Потому что ты сделал Машину. Пошли они все к черту..."
Пело под колесами шоссе, и уносились прочь тополя, похожие на старух с
заломленными к небу руками, позади оставались сонные домики ферм, где
спали, ворочались, храпели во сне. Ветер скорости рвал брех потревоженных
собак, наливал мускулы силой. Уныние давно покинуло Горда, ему казалось,