"Алексей Биргер. Тайна машины Штирлица ("Седой и 'Три ботфорта'" #3)" - читать интересную книгу автора

при одном намеке, что Димка опять готов взяться за огнестрельные
эксперименты. Обрез был и впрямь убойным чудищем - Димка подобрал для
ствола трубку такого диаметра, чтобы точненько входили гильзы от
строительных патронов, а гильзы эти Димка начинял шариками из
шарикоподшипников, получалось помощнее картечи, и с таким оружием можно
было не только на медведя пойти, но и на носорога. Димка пошел на...
впрочем, об этом рассказано в "Чеках серии 'Д'", и здесь достаточно
сказать, что Димке повезло в нескольких отношениях. Во-первых, ему ещё не
исполнилось четырнадцати лет - возраста, когда настает полная уголовная
ответственность по таким тяжелым статьям, как незаконное хранение и
применение огнестрельного оружия. Во-вторых, и самое главное, вся ситуация
в конечном итоге обернулась так, что, как выяснилось, Димка сыграл на руку
правоохранительным органам, и в милиции спустили его дело на тормозах.
Димка отделался двухнедельным исключением из пионеров, "строгачом" с
занесением в личное дело и постановкой на учет в детской комнате милиции -
причем на учет временный, через год его должны были снять с учета, если за
ним не будет других проступков. Самой тяжелой потерей для него стала потеря
его лаборатории (и, одновременно, электро - и слесарной мастерской),
оборудованной им в небольшой отдельной комнатке (Батюшковы жили в одном из
последних деревянных домиков, сохранившихся в районе, и, при всех
недостатках, типа ветхого водопровода, у их квартиры было одно преимущество
- помещений в ней хватало). Разъяренный отец собрал все его колбы, реторты,
химикаты и прочее и запер в чуланчике, строго предупредив Димку, что,
вздумай тот опять что-нибудь учудить, его выдерут так, что две недели
сидеть не сможет.
А местный участковый, дядя Володя, тоже сделал Димке суровое внушение:
мол, на этот раз для тебя все обошлось, и поминать не будем, но ещё один
подобный фокус - и загремишь у меня на всю катушку, тем более, что до
четырнадцати лет тебе уже недалеко.
Вот друзья и испугались за Димкину судьбу, едва услышав про ружейный
комиссионный.
- Да не волнуйтесь вы!.. - сказал Димка. - Честное слово, я... я -
ничего такого, и ружья я разглядывал не для того, чтобы лучше понять, как
они устроены, и самому что-то сделать. Я ж понимаю... Но как удержишься,
чтоб на ружья не посмотреть? Как будто вы иногда по полчаса в этом магазине
не пялились. Тем более, что ружья там обалденные, и с резными прикладами, и
с инкрустированными, и со всякими другими красотами... Я потому и не стал
ничего вам рассказывать, что знал: вы наверняка подумаете, будто я опять
что-то замышляю, и начнете так меня пилить, что я взвою. Иначе бы я сегодня
с утра вам все выложил, первым делом... Так вот, стою я, значит, возле
прилавка, и рядом со мной мужик ружья перебирает. Одно, другое... И так
тщательно. Отмыкает их, в стволы заглядывает... Словом, сразу видно, что
дока насчет оружия. И продавец держит себя с ним так уважительно, как
держат только с давними и солидными клиентами, почти друзьями. "Да, -
сказал этот человек, - отменное ружье, только стволы все-таки немного
разболтало". "Это поправимо, - сказал продавец, - ведь, все-таки, Кокрилль,
не что-нибудь." Покупатель кивнул и сказал: "Люблю немецкие ружья. Но
Кокрилль у меня имеется..." Понимаете, "имеется", значит, он совсем не
первое ружье покупает!.. Да, значит... "Кокрилль у меня имеется, поэтому,
может, мне стоит подумать насчет этого Макарищева, у него прикладистость