"Джон Бирман. Праведник: история о Рауле Валленберге, пропавшем герое холокоста (fb2) " - читать интересную книгу автора (Бирман Джон)

ГЛАВА 3

Один вечер той мрачной военной зимы 1942 года Рауль Валленберг провел в обществе своей сводной сестры Нины на частном кинопросмотре, устроенном британским посольством в Стокгольме. Показывали фильм «Первоцвет Смит», новую экранизацию классического романа баронессы Орци «Алый Первоцвет». Звезда британского экрана Лесли Ховард [11] играл в картине роль с виду избалованного и рассеянного университетского профессора, которому тем не менее удавалось перехитрить нацистов и освободить из их когтей десятки жертв.

Валленберг, по-видимому, мысленно хорошо представлял себя в роли спокойного, дымящего трубкой профессора Смита, которого играл Ховард, — кстати, Рауль и внешне походил на него. «По дороге домой он сказал мне, что мог бы заняться чем-нибудь в этом роде», — вспоминала потом Нина Лагергрен. Как ни удивительно, но обстоятельства скоро сложились так, что шанс сыграть подобную роль Валленберг получил.

Эта возможность представилась ему весной 1944 года, после того, как лидеры антигитлеровской коалиции не могли более игнорировать сообщений о том, что на самом деле означало гитлеровское «окончательное решение» и какая судьба ожидала 750 000 венгерских евреев, если не будет предпринято ничего, что бы нацистов остановило. Первые достоверные сведения о происходящем в Освенциме, самом большом лагере смерти, поступили на Запад от двух евреев, которым удалось оттуда бежать. В ближайшие вслед за этим недели на регента Венгрии Хорти обрушился град многочисленных призывов и предостережений: они исходили, среди многих других, от папы Пия XII, от короля Швеции Карла Густава V, от президента США Франклина Д. Рузвельта, госсекретаря США Корделла Хэлла и президента Международного Красного Креста Карла Буркхардта. Призывы были обращены к аристократическому чувству чести Хорти и его морали христианина, в то время как предостережения угрожали возмездием, которое постигнет его немедленно или после войны, если он позволит нацистам применить их «окончательное решение» к венгерским евреям или же будет ему потворствовать.

Ранее в том же году президент Рузвельт несколько запоздало, но все же учредил президентским указом Управление по делам военных беженцев (УВБ), имеющее своей целью спасение евреев и других потенциальных жертв нацистских преследований. После частичной оккупации Венгрии нацистами 19 марта 1944 года Венгрия стала приоритетным полем деятельности управления. Доклад УВБ, опубликованный после войны, показывает, как его служащие подходили к своей задаче. «Исходя из предположения, что присутствие иностранцев в официальном или неофициальном качестве будет оказывать на власти страны сдерживающее воздействие, в конце марта 1944 года управление обратилось в Международный Красный Крест (МКК) с предложением учредить в Венгрии полномочное представительство этой организации, которое защищало бы интересы преследуемых групп населения».

Как далее сообщается в докладе, МКК отверг это предложение «как несовместимое с традиционными функциями организации». Самое большее, на что Международный Красный Крест согласился, — это передавать УВБ резюме сообщений, получаемых от Венгерского Красного Креста.

24 марта УВБ направило копию заявления президента Рузвельта папскому легату в Вашингтоне с просьбой о вмешательстве в сложившуюся ситуацию Его Святейшества. В результате папскому нунцию в Будапеште было предписано заявить Хорти энергичный протест, вслед за чем последовало и личное обращение папы к Хорти. После этого УВБ перенесло свое внимание на нейтральные государства Европы.

В телеграмме от Корделла Хэлла из Вашингтона Хершелю В. Джонсону, послу США в Стокгольме, содержалось следующее указание:

«Прошу довести до сведения правительства Швеции, что, согласно непрерывно поступающим к нам и, по-видимому, достоверным сведениям, в Венгрии началось систематическое и массовое уничтожение евреев. Жизнь 800 000 человек сейчас зависит от политики сдерживания, которую можно обеспечить, разместив в Венгрии максимально возможное число иностранных наблюдателей. С этой целью, руководствуясь побуждениями элементарной гуманности, прошу убедить соответствующие инстанции предпринять немедленные действия по максимальному увеличению численности шведского дипломатического и консульского представительства в Венгрии и как можно более широкому распределению его по всей стране. Мы надеемся также на то, что все эти дипломатические и консульские представительства будут использовать имеющиеся в их распоряжении средства, чтобы призвать частных и официальных лиц воздерживаться в дальнейшем от актов варварства. Прошу сообщить Государственному департаменту, в какой степени правительство Швеции намерено сотрудничать с нами в этом вопросе».

Просьбы об увеличении штата дипломатического и консульского представительства в Венгрии получили также Швейцария, Испания, Португалия и Турция, но от всех стран, кроме Швеции, американцы получили сухой отказ. Аргументы в основном сводились к тому, что правительство США ранее (не известив об этом УВБ) уже просило эти страны не признавать новый марионеточный режим в Будапеште. Как же можно теперь ожидать расширения в Венгрии их представительства!

Шведы оказались сговорчивее по ряду причин. Они ощущали вину за то, что на раннем этапе войны, в момент, когда нацисты проходили победным маршем по всей Европе, разрешили германским вооруженным силам транзитный проезд по своей территории в Норвегию и Финляндию. Сейчас, когда стало ясно, что Германия войну проиграет, шведы больше не боялись перечить ей. Они также сознавали, что им следует поддерживать свой былой высокий авторитет в гуманитарных вопросах. К весне 1944 года они знали достаточно о зверствах нацистов — в частности, направленных против евреев, — чтобы заявить об этом во всеуслышание. Впрочем, и особого мужества для этого от них теперь вовсе не требовалось.

Представитель УВБ в Стокгольме Ивер К. Ольсен встретился с собравшимся ad hoc [12] комитетом влиятельных шведских евреев, чтобы выслушать их советы относительно того, как наилучшим образом оказать помощь их собратьям в Венгрии.

Участие в работе комитета принимали: представитель Всемирного еврейского конгресса в Стокгольме Норберт Мазур, главный раввин Швеции д-р Маркус Эренпрейс и партнер Валленберга Кальман Лауер, которого пригласили как эксперта по Венгрии. Комитет принял подробный план действий, подготовленный Мазуром, подразумевавший привлечение подходящего человека, нееврея, который мог бы отправиться в Будапешт и возглавить там миссию спасения. Очевидно, что в стране, находящейся в состоянии войны с США, такое лицо действовать от имени Соединенных Штатов или какой-либо американской организации, естественно, не могло, поэтому оно должно было пользоваться покровительством шведского правительства. Посланец должен быть наделен дипломатическим иммунитетом и располагать большими денежными средствами — для начала достаточно было полмиллиона шведских крон, — кроме того, он должен быть наделен правом выдавать шведские паспорта, чтобы обеспечить перемещение в Швецию максимально возможного числа венгерских евреев.

Ольсену идея понравилась, хотя существуют свидетельства, что его энтузиазм — особенно в последней части проекта — разделяли далеко не все члены собравшегося комитета. В письме исполнительному директору УВБ Джону В. Пелю в Вашингтон Ольсен писал после совещания: «Только для вашего сведения. Вне всяких сомнений, шведские евреи не хотят прибытия в Швецию еще большего числа евреев. Они очень здесь хорошо устроены, у них нет проблем с антисемитизмом, и их весьма беспокоит то, что дальнейший приток евреев может стать для них не только бременем, но и создаст в стране «еврейский вопрос». Соответственно, они очень заинтересованы в решении проблемы спасения евреев, но лишь постольку, поскольку это не повлечет переезда их в Швецию» [13].

Выбор кандидатуры для миссии в Будапешт сначала пал на Фольке Бернадота [14], родственника короля и президента Шведского Красного Креста. Шведское правительство с таким назначением согласилось, но по причинам, так и оставшимся неизвестными — возможно, из-за немецкого вето, — правительство Венгрии принять Бернадота не захотело. Поиски возобновились, и на этот раз Лауер назвал имя своего младшего партнера по бизнесу Валленберга. Раввин Эренпрейс отнесся к нему скептически. Он считал Валленберга легковесной фигурой, человеком слишком молодым и неопытным. Лауер настаивал: его младший партнер был как раз тем, кто нужен. Он не только сообразителен, энергичен, смел и способен к состраданию, но и носит известную фамилию.

Прежде чем принять решение, Ольсен решил узнать о Валленберге побольше. 9 июня Лауер организовал их встречу; она началась в семь вечера и за разговорами продлилась до пяти следующего утра. К этому времени Ольсен принял решение: он нашел нужного человека.

Следовало также получить одобрение кандидатуры со стороны посла Джонсона. Он и Валленберг встретились через несколько дней: впечатление Джонсона оказалось не менее благоприятным. Затем вопрос о назначении передали шведскому правительству. В принципе, отправить специального представителя в Будапешт и снабдить его дипломатическим прикрытием шведские власти уже согласились и возражений против назначения Валленберга не имели. 13 июня его пригласили на встречу в МИД. Тем не менее, быстро уладить дело не удалось.

Несмотря на давние дипломатические традиции своей семьи, к бюрократии Валленберг относился со здоровым скепсисом и традиционным дипломатическим процедурам доверял мало. В любом случае бумажной волокитой и протоколом он решил себе руки не связывать. Чиновники из МИДа, которым он дал понять свое отношение к дипломатическим формальностям, были шокированы: 130 лет, в течение которых Швеция проводила политику нейтралитета, воспитали в их среде особо осторожный и протокольно-формальный подход к делам. И хотя Валленбергу не терпелось начать работу, он чувствовал, что, не располагая особыми полномочиями, выполнить достойно ее не сможет. Поэтому он выставил со своей стороны девять условий, обсуждение которых продолжались между ним и МИДом четырнадцать дней.

Условия сводились к следующему:


(1) он будет пользоваться теми методами, которые сочтет уместными, в том числе подкупом;

(2) при необходимости личных консультаций с МИДом он оставляет за собой право вернуться в Стокгольм, обходя длительную процедуру получения на то формального разрешения;

(3) если финансовые ресурсы, находящиеся в его распоряжении, окажутся недостаточными, в Швеции будет развернута пропагандистская кампания по сбору необходимых средств;

(4) он должен обладать адекватным дипломатическим статусом первого секретаря дипломатической миссии с жалованьем в 2000 крон в месяц;

(5) он оставляет за собой право вступать в Будапеште в контакты с любыми лицами, включая заклятых врагов существующего режима;

(6) он должен иметь право обращаться непосредственно к премьер-министру или любому другому члену венгерского правительства, не испрашивая на то разрешения шведского посла, своего непосредственного начальника;

(7) он будет обладать правом посылать донесения в Стокгольм дипкурьером, не прибегая к обычным каналам;

(8) он сможет официально добиваться приема у регента Хорти с просьбами о заступничестве за евреев;

(9) он будет уполномочен предоставлять убежище в помещениях миссии лицам, имеющим выданные им шведские паспорта.


Требования Валленберга настолько расходились с общепринятой дипломатической практикой, что дело рассматривалось по восходящей многими должностными лицами вплоть до премьер-министра, который консультировался по этому поводу с королем. Затем по той же служебной лестнице, но уже в обратном порядке, дело спустили вниз и Валленбергу сообщили, что его условия будут приняты. К концу июня он был на должность назначен. На этот раз шведы решили, что в случае отказа в визе они ответят венграм отказом принять их нового поверенного в делах. Но никаких трудностей не возникло.

Поддерживая официальную версию, будто назначение Валленберга было исключительно шведским делом, к которому ни он, ни Ольсен никакого отношения не имели, Джонсон сообщал о нем в Государственный департамент США: «Мы с Ольсеном считаем, что Управлению по делам военных беженцев следует рассмотреть средства и методы осуществления данного мероприятия, предпринятого правительством Швеции, особенно в части его финансовой поддержки».

В телеграмме, направленной в Государственный департамент через несколько дней, Джонсон сообщал: «Мы подчеркиваем, что шведское Министерство иностранных дел, сделав настоящее назначение, считает, что оно тем самым в полной мере сотрудничает с американским правительством, предоставляя со своей стороны все возможные средства для осуществления американской программы. Маловероятно, однако, что оно снабдит новоназначенного атташе сколь-либо конкретной программой действий, дав ему вместо этого только самые общие указания, недостаточно специфические для своевременного и эффективного контроля ситуации по мере развития ее в Венгрии.

Сам новоназначенный атташе, Рауль Валленберг, считает, что в действительности он выполняет гуманитарную миссию от лица Управления по делам военных беженцев. Соответственно, он хотел бы получить более подробные директивы относительно действий, которые уполномочен выполнить, и гарантий их финансовой поддержки, необходимой для эффективного использования возможностей, которые он будет иметь на месте».

Джонсон добавляет, что Валленберг произвел на него и на Ольсена весьма благоприятное впечатление, и он настоятельно рекомендует, чтобы «соответствующие директивы были направлены ему как можно скорее».

В ответе, датированном 7 июля (к этому времени Валленберг уже выехал в Будапешт), государственный секретарь Хэлл очертил в некоторых подробностях «общий подход», которого следовало придерживаться Валленбергу.

«Поскольку деньги и соображения о послевоенном будущем могут являться достаточной мотивацией действий, осложняющих и замедляющих проведение репрессивных мер, а также в равной мере могут способствовать побегу и укрытию преследуемых, следует рассчитать количественную и качественную квоту подобных стимулов, которая бы обеспечивала их эффективное применение».

Иными словами, подкуп. Валленберг об этом уже подумал. Хэлл продолжает:

«В оправданных случаях считаем возможными помещение денег на банковские счета в нейтральных странах с их востребованием после войны или же выдачу денег наличными в местной валюте в настоящее время… Связанные же с финансовыми договоренностями существенного характера или с соображениями относительно перспектив послевоенного будущего конкретные предложения должны поступать в управление для их финансового одобрения, которое потребует гарантий эффективности и надежности… Для обеспечения менее существенных расчетов в распоряжение Ольсена будет предоставлен фонд в 50 000 долларов, который, в добавление к уже у него имеющемуся, может быть использован по его собственному усмотрению».

Далее в телеграмме Хэлл предлагает решать проблему на различных уровнях — высшем и среднем уровнях должностных лиц, неофициальном, в центральных и местных учреждениях, — при этом он перечисляет организации и лица, которые могли бы быть Валленбергу полезны. Валленбергу также рекомендовалось взять с собой экземпляр текста заявления Рузвельта с предостережением относительно продолжения преследований евреев, а также тексты аналогичного заявления американского Комитета палаты представителей по иностранным делам и буллы с громогласным осуждением действий нацистов нью-йоркским католическим кардиналом Спеллманом.

«Он может, — сообщает Хэлл, — в удобных для этого случаях знакомить с ними отдельных должностных лиц, убеждая последних, как человек, только что приехавший с неподвластной Германии территории, в безоговорочной решимости американских властей сделать все возможное, чтобы разделяющие вину за преследования были наказаны. В то же время, в случае оказания помощи, он вправе обещать им большее снисхождение, чем то, которое они до сих пор заслуживали».

В сообщении Хэлла особо оговаривается, что Валленберг «не в праве ни действовать от лица управления, ни ссылаться на него в своих действиях». В то же время он может свободно сообщаться в Стокгольме с Ольсеном, «предлагая ему конкретные меры, которые могли бы облегчить участь евреев в Венгрии».

Наконец, уладив все оставшиеся мелкие проблемы и получив личное одобрение своего назначения со стороны короля Густава, Валленберг приготовился к отбытию в Будапешт. Предварительно он провел два дня в МИДе, где просмотрел все последние полученные из шведской миссии сообщения. От прочитанного кровь стыла в жилах — действовать следовало немедленно. Как позже заявил Валленберг Лауеру: «Я могу оставаться в Швеции не дольше чем до начала июля. Каждый день стоит жизни многим. Мне нужно быть готовым к отъезду как можно скорее».

Сообщения, поступавшие в эти дни из Будапешта, обобщаются в телеграмме от 1 июля, направленной послом Джонсоном секретарю Хэллу:

«Только что полученная из Будапешта информация, касающаяся обращения с евреями, настолько ужасна, что в нее невозможно поверить и для описания ее нет подходящих слов. Из общего числа венгерских евреев осталось менее 400 000, в большинстве своем из Будапешта. Другие, численностью более 600 000 [15] (и это заниженная оценка), к настоящему времени либо увезены в Германию с неизвестным местом назначения, либо убиты. По отдельным сведениям, сейчас происходит массовое убийство евреев немцами, их перевозят за границу Венгрии в Польшу в какое-то место, где расположено учреждение, в котором для убийства людей используется газ».

Это очевидное указание на Освенцим. В телеграмме Джонсона описываются подробности — слишком хорошо ныне всем известные, но тогда новые и ужасающие до невероятности — того, как производилось массовое удушение.

Джонсон также сообщает о предстоящей миссии Валленберга:

«Несмотря на трудности, евреи Венгрии собрали сумму, эквивалентную 2 миллионам шведских крон. Деньги переданы в шведскую миссию в Будапеште. Валленберга… очень хвалил Боман [16], сообщающий, что, если бы наше Управление по делам военных беженцев разработало для него какую-нибудь директиву, которую МИД Швеции охотно берется ему переправить, это послужило бы большим подспорьем в его работе.

В искренности намерений Валленберга нет никаких сомнений — я лично с ним разговаривал. Валленберг сообщил мне, что он хотел бы помогать людям делом и спасать жизни, он не собирается ехать в Будапешт ради того, чтобы посылать оттуда МИДу бесчисленные реляции. Он, кстати, и сам наполовину еврей» [17].


6 июля 1944 года Валленберг отправился в Будапешт самолетом через Берлин. В берлинском аэропорту Темпельхоф его встретила Нина, ставшая к тому времени женой Гуннара Лагергрена, шведского дипломата, представлявшего в шведской миссии в германской столице интересы третьих стран [18]. Нина вспоминает, что Рауль вез одежду и другие личные вещи в рюкзаке и был одет в длинный кожаный плащ и шляпу «в стиле Энтони Идена».

«Пока мы ехали ко мне домой, я рассказала ему, что посол заказал для него железнодорожный билет на послезавтрашний день. Рауль очень рассердился, говоря, что не должен терять времени и намерен уехать завтра же первым поездом.

По дороге он сообщил мне о своем задании и сказал, что у него в рюкзаке лежит список проживающих в Будапеште видных еврейских деятелей, социал-демократов и других оппозиционеров, с которыми он должен установить контакт. Я еще представления не имела, насколько опасным может оказаться его новое назначение, что и доказали последующие события. Я думала, он будет выполнять свою работу согласно обычным дипломатическим правилам, хотя, хорошо зная его, должна была бы в том усомниться. Но тогда я носила своего первого ребенком и ходила уже на седьмом месяце, так что ни на чем ином сосредоточиться не могла».

Валленберг и Нина приехали во временное жилище Лагергренов — дом у ворот замка на Ванзее, озере близ Потсдама, как раз с наступлением темноты. Рауль, Нина и Гуннар Лагергрен проговорили далеко за полночь. По-настоящему в эту ночь им спать не пришлось. Едва они улеглись, как прилетели английские бомбардировщики. Бомбежки теперь происходили каждую ночь, и вся троица отправилась в близлежащее убежище.

На следующее утро, так и не выспавшись, Валленберг отправился на вокзал и уехал в Будапешт на первом же поезде. Вагон был переполнен возвращавшимися из отпуска немецкими военнослужащими, и, поскольку плацкарты у новоназначенного дипломата не было, большую часть пути он проехал, сидя на рюкзаке в проходе. В кармане у него лежал небольшой револьвер. «Я ношу его не для того, чтобы им пользоваться, — говорил он позже коллегам по миссии, — а больше для храбрости».