"Джон Бирман. Праведник: история о Рауле Валленберге, пропавшем герое холокоста (fb2) " - читать интересную книгу автора (Бирман Джон)

ПРОЛОГ

В начале марта 1944 года оберштурмбанфюрер Адольф Эйхман наблюдал за ходом строительства пансионата для офицеров гестапо на площадке милях в пятидесяти от Берлина. Строила пансионат группа евреев, привлеченная для работы из «образцового» концентрационного лагеря в Терезиенштадте, и Эйхман, ничего в строительстве и в архитектуре не понимавший, откровенно скучал. Ему оставалось лишь наблюдать за рабочей силой, следя, чтобы еврейские инженеры и рабочие выполняли свою работу с надлежащим рвением. Одним словом, делать эсэсовцу здесь было решительно нечего.

Эйхман был не в духе. Он вступил в СС и взбирался по служебной лестнице, дойдя до звания подполковника, возглавляющего Отдел IV — B4 в Главном управлении имперской безопасности (РСХА) [2], более известном как гестапо и СД, не для такой работы. В равной степени не была она профильной и для его отдела, отвечавшего за «дела евреев и их перемещение» — эвфемизм, скрывавший за собой выявление, депортацию и уничтожение евреев в оккупированной Европе, а также в странах-сателлитах и странах-союзницах. Эта работа, однако, была уже, по существу, выполнена, что лишало жизнь определенной искорки, превращая ее в унылую повседневность. Адольф Эйхман уже очистил от выявленных евреев Германию и Австрию, Францию, Бельгию, Голландию и другие занятые Германией страны, а также такие страны-союзницы и страны-сателлиты, как Румыния и Болгария, сделав свое дело быстро и эффективно. К большому своему сожалению, он не мог продолжать работу в находившихся сейчас под властью нацистов районах с наиболее высокой плотностью еврейского населения — в Польше и оккупированных областях Советского Союза. А это означало, что никакой стоящей работы для него не оставалось.

Правда, в сфере нацистского влияния находилась еще одна страна, сохранившая свое еврейское население. В Венгрии, из-за нерешительности ее регента Миклоша Хорти, жило еще, пребывая в относительной безопасности, более 750 000 евреев. Не питая к ним особой любви, регент никак не мог — это ведь были «свои евреи» — заставить себя пойти на гитлеровское «окончательное решение», тем более теперь, когда становилось ясно, что Германия и ее союзники неминуемо войну проиграют.

Секретные инструкции, доставленные Эйхману в описываемый день его непосредственным начальником группенфюрером СС Генрихом Мюллером, должны были переменить всё. Подписанные рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером, они содержали приказ немедленно оставить строительство и приготовиться вместе с группой специального назначения к отбытию в Венгрию по первому же сигналу. Эту страну нужно взять силой, чтобы обеспечить полное повиновение, колебания Хорти становились слишком опасными. При этом делом первостепенной важности становилось подчинение Хорти требованиям доктрины «окончательного решения» еврейского вопроса. Эйхману и его команде надлежало организовать концентрацию и депортацию венгерских евреев в максимально сжатые сроки.

Эйхман был воодушевлен. Это было «большое дело», способное еще раз подтвердить его репутацию гения организаторской работы и, возможно, обеспечить ему долгожданное продвижение по службе до чина полковника и, помимо прочего, награждение орденом. Кроме того, ему предоставлялся случай затмить достижение коллеги по службе, оберштурмбанфюрера СС Ганса Хоффле, организовавшего депортацию в гитлеровские лагеря смерти пятисот тысяч варшавских евреев.

В житейском плане новое назначение позволит ему повидаться с женой Верой и тремя маленькими сыновьями, Клаусом, Хорстом и Дитером: перед отбытием в Венгрию он должен побывать в концлагере гестапо в Маутхаузене, расположенном не так далеко от его дома в Линце. Хотя отношения Эйхмана с Верой не отличались сердечностью — в основном из-за его неуемной страсти волочиться за женщинами, — он любил повозиться со своими двумя старшими мальчиками. Эйхман также с нетерпением ожидал встречи с сотрудниками своего отдела, ныне разбросанными по всем уголкам Европы: они съезжались в Маутхаузен для получения указаний о предстоящей операции в Венгрии.

Весной 1944 года Рауль Густав Валленберг также испытывал чувство неудовлетворенности жизнью. В тридцать один год он потерял свой путь. Одаренный потомок богатого и влиятельного семейства, человек, воспитанный в уверенности, что у него есть поддержка и личные качества для совершения значительных дел, он тем не менее пока что растрачивал силы и талант на импорт куриных грудок и маринованных огурцов и экспорт копченого лосося и тресковой икры — и это в то время, когда великие державы Европы и Америки, сойдясь в смертельной схватке, решали судьбы Европы на несколько поколений вперед.

Весна наступила для Валленберга в нейтральном Стокгольме значительно позже, чем для Эйхмана, который находился в это время на пятьсот миль южнее, в районе Берлина; с опозданием пришло Валленбергу и направление в Будапешт. Вальпургиева ночь 30 апреля считается в Швеции, по традиции, началом весны и окончанием семи холодных и темных месяцев, хотя практически кажущаяся в этой стране бесконечной зима в это время еще продолжается. Но в 1944 году тепло пришло в Стокгольм словно по расписанию, и Валленберг с друзьями — очаровательным кружком привилегированной молодежи — безмятежно отметили ее наступление в этот вечер.

На следующий день Валленберг и его друг Магнус фон Платен обедали на открытом воздухе с двумя хорошенькими девушками в стокгольмском парке Юргорден.

Яннет фон Хейденстам, в это время девушка Валленберга — позже она станет знаменитостью на шведском телевидении, — вспоминает непринужденную атмосферу того дня: духовой оркестр в парке, игравший венские вальсы, фланировавших по дорожкам студентов в белых фуражках, благоухание распустившихся на лужайках белых и голубых анемонов. «День был таким радостным, все казалось замечательным — или, может, мне так только теперь кажется, — мы просто купались в атмосфере юности и веселья, и страх за будущее нас совсем не тревожил.

Мы чудесно пообедали, а потом лежали в траве среди цветов, болтали и смеялись. Я не помню, о чем мы тогда говорили. В памяти осталось только чувство блаженства и освобождения от зимы и, конечно, радости от взаимного общения в такой приятной компании».

Еще Яннет фон Хейденстам хорошо помнит последний день того волшебного мая, когда она впервые получила предложение Руки и сердца. Предложение ей сделал Рауль Валленберг. Он пригласил ее в Дроттнингхольм, дворец и парк в окрестностях Стокгольма с превосходным театром, очень похожий на миниатюрный Версаль. «Мы гуляли, потом посидели у озера за кофе среди маленьких белых столиков; неожиданно Рауль взял меня за руку и сказал: «Мне бы очень хотелось, чтобы вы вышли за меня замуж».

Я была смущена. И не знала, что ему ответить. Я не отказала ему наотрез, но сказала что-то насчет того, что еще молода. Мне было тогда восемнадцать, а ему — тридцать один год, я еще не понимала, чего хочу от жизни; помимо всего прочего, мне хотелось стать актрисой или кем-нибудь вроде этого, и о замужестве я просто не думала. Мне он очень нравился, и его предложение невероятно мне льстило, но оно меня не ошеломило — иначе я растерялась бы и сказала «да». Больше он к этому не возвращался. Некоторое время спустя он позвонил мне и сообщил, что отправляется в Будапешт с каким-то поручением от правительства. Он не говорил, что это было за поручение, хотя, насколько помню, заметил, что оно может оказаться опасным. Вскоре после этого он уехал, и я его больше не видела».

Через несколько дней после сделанного Яннет предложения Валленбергу представился шанс, которого он, возможно, ждал, — перед ним открывалась перспектива заняться делом немного более осмысленным и достойным, чем импорт и экспорт деликатесов. Не заинтересует ли его назначение в Будапешт, где он мог бы организовать в тамошней шведской дипломатической миссии гуманитарный отдел и руководить им? Считалось, что лучше всего такую работу мог бы вести человек, к дипломатическому сословию не принадлежащий, хотя для выполнения задания он наделялся полным дипломатическим статусом.

Цель формируемого отдела — распространение защиты шведской короны на возможно большее число венгерских евреев; им ныне угрожала опасность стать жертвами нацистского варварства, уже поглотившего их единоверцев по всей оккупированной Европе.

Решение нейтральной Швеции выступить, пусть и запоздало, на защиту европейских евреев означало резкую перемену в ее внешней политике, и не менее неожиданным стал выбор ее властей, решивших поручить эту работу человеку, так мало подходящему для ее выполнения. Но с того момента, как ему предложили эту работу и он согласился (оговорив свое согласие определенными условиями), Валленберг полностью отдался новому делу, и все его помыслы о женитьбе были оставлены.

Человек встретил дело своей жизни, и оно подходило ему больше, чем чиновные бонзы из шведского Министерства иностранных дел могли себе вообразить.