"Рождение Зимы" - читать интересную книгу автора (Ракли Брайан)

IV

В рядах армии, которую Кейнин и Вейн выводили из Андурана, не было слышно ни песен, ни шуток. Угрюмая тишина висела над плотными рядами воинов. В этом молчании мужчин и женщин Горин-Гира чувствовалась определенная решимость, что заставляло очень нервничать рекрутов-тарбенов, которыми их пополнили, поскольку открытое, массовое сражение с сильным противником не относилось к любимым военным приемам тарбенов. Все-таки в глубине души они так и остались налетчикам, привыкшими нападать из засады.

Хотя Кейнин с сестрой целый час обсуждали самый разумный курс, в исходе никто не сомневался. Оба знали, что не могут отойти на север. Начни они отходить, Кросан и Ленор ок Килкри-Хейг соберутся с силами и пойдут следом за ними. Если же стоять и сражаться, то победа была все еще возможна… если судьба позволит. А в случае победы Замок Андуран может пасть прежде, чем враги смогут организовать еще одну попытку облегчить участь осажденных. Вейн решительно поддержала догадку Кейнина: дать сражение. Испытать судьбу и сделать это в открытом поле, настолько далеко от города, чтобы Кросан, мало ли что, не мог вмешаться. Курс Пути давным-давно предопределен, его не избежать; только лицом к лицу.

Наконец, в поход выступили инкаллимы во главе со Шревой. Кейнин не просил их идти. Этого, как и всего остального, чем занимались инкаллимы, они захотели сами. Хотя перед выступлением выкрасили волосы, которые стали блестяще черными как смола. Очевидно, это означало, что инкаллимы намерены сражаться.

Под тяжелым небом и моросящим дождем они миновали Грайв. В городке было тихо и спокойно. Не поднимались дымы из труб, на улицах пусто, а окна в домах плотно закрыты. Большинство жителей ушли, оставшиеся попрятались. Земля здесь была ровной, пересеченной узкими каналами, то тут, то там виднелись хилые деревца, в основном заросли ивы и ольхи. Брошенный скот безутешно ревел, когда мимо него проходила армия. Кейнин выделил несколько воинов, чтобы они собрали и отогнали скот в Андуран. Над невидимыми отсюда трупами кружились вороны, коршуны и канюки. Кейнин подумал, что скоро и его так же сожрут…

Они недалеко отошли от Грайва, когда вернулись высланные Кейнином вперед конники. Они сообщили, что вражеская армия всего в нескольких часах пути и движется по южному краю Вод Гласа. Кейнин нашел место, на котором любая атака на его ряды вынужденно пойдет через топкое, заросшее травой поле, и построил войско. Каналы на севере и юге затруднят любую попытку обойти его позиции; ему казалось, что хоть и чреватая многой кровью и ранами, но лишенная любой возможности маневра, встреча лицом к лицу дает ему надежнейший шанс на победу. Две сотни и столько же конников он оставил в тылу, со Шревой. Инкаллимы расположились справа, позади главной линии. Они тут же опустились на корточки. Он не вмешивался и не стал ронять свое достоинство, выспрашивая у Шревы об ее намерениях.

С таким малым числом конников он не мог надеяться атаковать. Слишком много лошадей осталось в Хаккане или пошло на еду в Анлейне. Ему оставалось только ждать и надеяться, что копий, храбрости и грязи под ногами будет достаточно, чтобы выдержать нападение, которое, он это знал, вот-вот произойдет. Если Эглисс каким-либо образом сумеет заставить Белых Сов сражаться, это может помочь, но Кейнин никогда не простил бы, если бы метис не выполнил обещанного. Эглисс ушел еще день назад и должен был бы уже вернуться. Впрочем, ничего особенного: как бы на'кирим ни играл своим получеловеческим голосом, Кейнин никогда на самом деле не верил, что он способен, при всем его умении убеждать, при всех его уловках и даже обмане, уговорить лесных тварей еще раз послужить целям Темного Пути. Тем более раздражала бьющая через край готовность полукровки услужить, неослабное и назойливое, а потому жалкое, желание снискать расположение.

Справа от Кейнина, довольно далеко, над плоским простором Вод Гласа неясно вырисовывались какие-то темные очертания. Это мог быть только Кан Эвор, затопленный город, который когда-то был домом Крови Гир, а ныне, как лишенный свободы любовник, взывал к сердцу каждого северянина на много миль окрест. Вот где нужно испытывать судьбу, на виду у этих покосившихся башен. И так близко к Грайву, который стал вечным домом Тегрику, сотня человек которого держала Каменную Долину против Кровей Килкри целый день, пока народ Темного Пути бежал на север. Только инкаллимы называли себя Детьми Сотни, но любой воин мог бы черпать вдохновение из примера Тегрика. Именно здесь и сегодня Кейнин должен занять свою позицию.

Далеко от Андурана, за головокружительными пиками и мощными ледниками Тан Дирина, падал легкий снег на склоны, окружавшие Замок Хаккан. Только-только миновала ночь, впервые за неделю прекратился порывистый ветер, обдувавший все земли Горин-Гир, и утренний снежок ложился на промороженную землю.

Ледок потрескивал под ногами Регнора ок Гира, Верховного Тана всех Кровей Темного Пути. Он шагал к входу в катакомбы, служившие подземным кладбищем. Накидка из соболиного меха мела по земле, поднимая в воздух стайки легких снежинок. За ним шагала дворцовая челядь Энгейна ок Горин-Гира. Воины бывшего Щита Тана шли в середине процессии и несли на плечах завернутое тело. Над процессией стояла полная тишина, только тяжелый топот да колокольный звон, доносившийся снизу из замка и отражавшийся от окружающих скал. Низкие, плотные облака улавливали эхо и тоже отражали его, накладывая один звук на другой и сотрясая воздух.

Верховный Тан держал путь к входу в тоннель, который разинул свою пасть, словно служил убежищем какому-то огромному каменному зверю. Внутри горели факелы, освещая проход в пещеру, где Ангейн должен присоединиться к прошедшим этот путь до него. Регнор не вошел. Он стоял у входа, когда носильщики пронесли мимо него тело и вошли внутрь. Вдова Энгейна, Вэна, облаченная в траур, который носили только вдовы, последовала за ними. Не поднимая глаз, она прошла мимо Верховного Тана. Самая старая охотничья собака ее умершего мужа — большой серый пес, все последние дни не отходивший от постели больного, — вяло и безрадостно шел рядом с ней.

За ней вошла только еще одна фигура, прятавшаяся от взглядов под широким серым плащом. Большой серый капюшон полностью закрывал лицо. Теор, Первый в Мудром Инкалле. Его одежда ничем не отличалась от одежды самого скромного, только начинающего службу инкаллима; ничем, что могло бы намекнуть на огромную власть, не уступавшую власти самого Верховного Тана.

Остальные придворные покойного остановились недалеко от Регнора и остались ждать снаружи. В воздухе начали кружиться снежинки. Никто не разговаривал. Колокола звонили и звонили, теперь праздничным перезвоном. Регнор ждал.

Первым появился Щит Энгейна, исполнивший последний долг. Чуть погодя вышли Вэна и Теор. Двигаясь по проходу, они гасили горевшие по стенам факелы, так что по пути их движения назад к свету, тьма возвращала себе территорию и становилась владыкой мертвого Тана. Когда Вэна проходила мимо, Регнор, склонив голову, предложил ей руку, и она сразу приняла ее. Пес, так и остававшийся рядом с ней, равнодушно взглянул на него.

— Он ждет в покое, моя госпожа, — сказал Верховный Тан. — Счастливый человек, он уже оставил этот горький мир позади.

Он посмотрел на тыльную сторону ее руки. Много лет назад, еще до того, как она была помолвлена, он сам попытался взять эту женщину на брачное ложе. Она была прекрасной, великолепной, надменной девушкой, и она отказала ему. Это требовало некоторой храбрости, поскольку в те дни он отличался довольно сумасбродным характером.

— Действительно счастливый, — ответила она. — Я увижусь с ним снова и с нетерпением жду этого. — Голос у нее был совсем не такой слабый, как рука. В душе она осталась той же девушкой, какой он ее помнил. Она подошла к остальным, и все столпились вокруг нее.

Первый из Мудрого Инкалла стоял рядом с Регнором. Они наблюдали, как толпа делила сласти и чаши с крепким пшеничным напитком. Начались негромкие разговоры, иногда то тут, то там раздавался легкий смех. Наверное, Вэна рассказывала им о первой жизни своего супруга и о том, что ждет его во второй. В землях Темного Пути смерть не повод для слишком глубокого траура. Внизу один за другим умолкали колокола.

Теор откинул капюшон плаща, всем открылись начинающие седеть волосы. Его губы, прятавшиеся в короткой бородке, были в черных пятнах из-за многолетнего употребления стеблей особого растения, используемого во время предсказаний; кожа уже забыла свою юность и обвисла на щеках. Только глаза остались живыми и яркими и скорее подошли бы лицу лет на тридцать моложе.

Скрип тяжело груженной повозки привлек его внимание к дороге, проходившей внизу, по долине. Две лошади, которых нахлестывали несколько тарбенов, тащили телегу по неровной дороге. На ней стояла клетка, в которой, качаясь, низко и протяжно ревел огромный медведь.

— Определенно предназначен Замку Хаккан, — вздохнул Теор и покачал головой.

— Не одобряешь, — констатировал Регнор, разглядывая зверя в клетке.

— Травить медведя по поводу смерти господина — след веры тарбенов, существовавшей еще до того, как здесь появились мы. Тогда медведь был знаком отличия их вождей. Должен ли Мудрый Инкалл одобрять подобное заимствование Кровью Пути?

Телега грохотала, одно из колес билось в колее, медведь ревел, тарбены орали и бряцали копьями по прутьям клетки.

— Теперь это ничего не значит, — сказал Регнор. — Состязание для пьяниц, провозглашающих тост за ушедшего хозяина. И кстати, хорошее состязание. Ты видел, Первый, каких собак они разводят для такой охоты? Таких злобных! Они в момент разделают даже тех чудовищ, которых использует твоя Охота. Однако этот медведь, похоже, и многих из них способен был бы забрать с собой.

Темные губы инкаллима покривились.

— Каковы бы ни были его достоинства, это — плохая традиция. Энгейн ушел дожидаться возрождения в более ярком мире, а не на какую-то гору, которую охраняют медвежьи призраки. У нас достаточно неприятностей и без танов, поддерживающих традиции, дошедшие до нас из тьмы невежества.

Регнор фыркнул:

— Все мы теперь тарбены, Теор.

Теор с негодованием взглянул на Верховного Тана:

— В моем роду тарбенов нет. Как и в твоем.

— Ну, раз ты так говоришь, Мудрец… Хотя на севере остались только две чистые родословные, наши. Но в конце концов какое это имеет значение? Даже моя собственная Кровь, ветви Фейн и Вин, насчитывает множество тарбенов среди своих присягнувших сторонников. Да и в Щите у меня хватает тех, кто в какой-то мере тарбен. И ты не хуже меня знаешь, что в человеке, которого мы только что отправили на покой, чтоб он рассыпался в прах и никогда не пробудился, — Регнор сделал вид, что не заметил, как при этих словах Теор дернулся от отвращения, — много было следов дикости. Говорят, у его бабки были не совсем обычные вкусы. Так или иначе, но если бы мы для оздоровления нашей крови не разбавили ее кровью дикарей, то к нынешнему времени у нас были бы одни уроды и идиоты. Хотя глядя на то потомство, что произвели мои вассалы, невольно задаешься вопросом, достаточно ли мы нашу кровь разбавили.

Теор хотел ему ответить в том же духе, но передумал и опять перевел взгляд на медведя.

— Может, ты и прав, — сказал он. — Во всяком случае, немного осталось тарбенов, так и не преклонивших перед тобой колена. Остальные большей частью Спасенные.

— В самом деле. — Регнор порылся в недрах широкого плаща и достал флягу. Открыв ее, он сделал большой глоток и с удовлетворением вытер губы. Потом предложил флягу Теору, но тот отказался.

— Много теряешь, — проворчал Верховный Тан. — Эта дрянь — мощная защита от простуды. Пойдешь со мной пешком? Не важно, что остальным хочется на тризну, они все равно не осмелятся вернуться в замок раньше нас. Хотя я терпеть не могу, когда они простужаются.

И они пошли рядышком, господин Кровей Гир и господин инкаллимов, а остальные начали спускаться следом, как хорошо вымуштрованные солдаты. Щит Верховного Тана сохранял почтительное расстояние, чтобы не мешать доверительной беседе высоких особ. Внизу, вдоль склона, в ту же сторону ползла телега с медведем, которого в замке ожидала кровавая кончина.

— Ты какое-то время пробыл в катакомбах с Вэной, — поинтересовался Верховный Тан.

— Мы немного поговорили, — ответил Теор. — Ее интересовали мои взгляды на то, действительно ли ее муж угодил Пути, чтобы заслужить возрождение в новом мире.

— Не могу сказать, что очень сожалею о кончине Энгейна, все-таки он был слаб духом, — сказал Регнор.

— В сердце он был верен Темному Пути.

— Это верно. Как и Темный Путь ему. — И Верховный Тан сделал еще один, затяжной, глоток укрепляющей жидкости. Снег сыпал ему на голову, таял и стекал на лоб. — Нашел время умереть, да еще когда дети затеяли эту сумасшедшую авантюру на юге.

Теор возразил:

— Они делают то, чего от них требует судьба, но, согласен, всем нам было бы легче, если бы он прожил подольше или если бы хотя бы Кейнин оставался в Хаккане.

— Да еще там же ваша маленькая воительница, — хохотнул Регнор. — Что за женщина! Я многое отдал бы, чтобы в моем Щите было хоть несколько таких.

Теор забормотал:

— Шрева… своя собственная женщина, и ее не так легко отговорить от того, на что она нацелилась. Она поверила, что Колглас может быть взят. Когда кто-то так страстно желает испытать свою судьбу, это его право. Как бы то ни было, я не вмешиваюсь в дела Боевого Инкалла. Это владения Найва.

— Да уж, он воспитал из Шревы сильного ворона. Тем не менее она может встретить в Вейн достойного противника. Бедный-бедный Кросан; с такими врагами, как Шрева и Вейн, да с таким союзником, как Гривен ок Хейг, он напоминает счастливчика на осле, окруженного волчьей стаей. — Регнор последним глотком опустошил флягу и отшвырнул ее. Она загремела по камням. Он надул щеки и поднял воротник. — Вечером похолодает. Облака разойдутся, как только появятся звезды.

Некоторое время они шли молча. У клетки с медведем опять поднялась суета, и Регнор кинул взгляд вниз по склону. Сопровождающие пытались рычагом приподнять зажатое в колее колесо. Они выкрикивали ругательства на своем грубом языке, телега раскачивалась взад и вперед, бока лошадей уже покрылись кровью от хлыстов погонщиков.

Регнор фыркнул от отвращения:

— Ох уж эти люди, никогда не умели управляться с лошадьми.

— Пока мы не пришли, здесь лошадей не было. Расскажи мне, что, как ты думаешь, случится, если Вейн и Кейнин не вернутся с юга Долины?

— Ах, так ты хочешь обменяться донесениями лазутчиков? Что ж, согласен. Мои сообщают, что канюки Гейвена уже следят за землями Горин. Предположительно, Лаккен готов предложить мне серебро, добытое в рудниках за десять лет, если дети Энгейна умрут. А что тебе доносит Охотничий Инкалл?

Хранитель мудрости пожал плечами:

— То же самое. Но Оринн ок Вин-Гир тоже домогается этих земель и не желает видеть, как они переходят к Гейвен-Гиру. Энгейн сослужил бы тебе лучшую службу, если бы имел большую семью или хотя бы обезопасил наследника.

Регнор улыбнулся:

— Именно его дети не оправдывают моих надежд там. Взгляд Кейнина слишком сосредоточен на доме, а сама Вейн так же нужна тяжущимся сторонам, как вон та скотина в клетке. Они оба — плохой пример для простого народа, которому мы все время твердим, что он обязан размножаться. Горин всегда были той Кровью, которая создает больше проблем, чем решает. Я не пролил бы много слез над его кончиной, даже если при этом Гейвен и Вин костями застрянут в глотках друг у друга.

— Во всяком случае, не больше, чем пролил бы Гривен ок Хейг над Кровью Ланнис, я полагаю, — многозначительно произнес Теор.

— Думаешь?

— Твой отец всегда с доверием относился к инкаллимам. Между ним и моим предшественником секретов не было, кроме того, я поймал себя на том, что не совсем понимаю, с какой целью ты попустительствовал этой войне.

— Когда мы с Энгейном это обсуждали, присутствовали и вороны. Сам Найв дал множество полезных советов. Например, как я припоминаю, по поводу защитных сооружений Тенври.

Первый Мудрого Инкалла глядел мрачно.

— Я уверен, что Энгейн, конечно, был осведомлен о твоих намерениях. Однако мне известны случаи, когда твой отец пускал в ход некие планы, которые так и не доходили до ушей младших танов. Например, обращался к инкаллимам. Вспомни, он поступил так, когда потребовалось наказать Кровь Горин-Гир.

— Я действительно помню, — беспечно отозвался Верховный Тан. — В те дни Кровь Горин-Гир была еще неуправляемой толпой. Но если ты подозреваешь, что я что-то от тебя утаиваю, то так и скажи. Мудрый Инкалл всегда любил прямоту.

— Я тебя ни в чем не обвиняю. Уверен, что любые заговоры и замыслы, какие бы ты ни пустил вход, послужат делу Темного Пути. На пользу и усиление веры, а не на ее ослабление. Или оказание помощи ее врагам.

Регнор остановился. Через пару шагов Теор обернулся и посмотрел на Верховного Тана. Щит Регнора тоже сразу встал и сбился в толпу, озадаченный внезапной задержкой. Но никаких протестов никто себе не позволил. Они просто стояли под тихо падавшим снегом и ждали. Когда Регнор заговорил, то голос у него был негромкий, но просто ледяной:

— Может быть, не обвинение, а угроза? Я убил бы любого, кто предположил бы, что какие-то мои действия ослабляют веру. Кроме одного Мудрого Инкаллима, учитывая то привилегированное положение, которым ваши люди пользуются в вопросах такого рода.

Первый Мудрец улыбнулся.

— Такие привилегии не распространяются за пределы вопросов веры, конечно, — продолжал Регнор.

— Конечно. Но ты неправильно меня понял, Верховный Тан. Я не обвиняю и не угрожаю. Единственное, чего я желаю, чтобы не было секретов между Гирами и инкаллимами. Мы все — корни и ветви Темного Пути, Крови Гир и инкаллимы. В минувшие годы вера спасалась или обновлялась нами сообща и в согласии. Я беспокоюсь лишь о том, что может подорвать единство.

— Да. Хорошо, ты хранитель веры, и… — Слова Верховного Тана внезапно прервали вопли и треск дерева. Оба повернулись и увидели, что одна из ломовых лошадей встала на дыбы, а другая в панике рванула вперед и развернула телегу. Зажатое колесо высвободилось и наскочило на камень. От этого удара и грохота медведь как будто очнулся и привстал на задние лапы.

— Вот дураки! — Регнор понял, что сейчас произойдет, ровно за мгновение до того, как именно это и случилось.

В этот момент телега наклонилась, клетка поехала, и медведь скатился на сторону. Медленно-медленно, но неотвратимо телега завалилась набок, а клетка рухнула на землю, и все это сопровождалось оглушительным грохотом. Тарбены заорали еще громче. Обе лошади начали бить копытами и вырываться. Огромный медведь выбрался из-под обломков и поднялся во весь рост. Люди рассыпались кто куда. Но один из них бежал чуть медленнее, и зверь в несколько шагов догнал его. Одним ударом лапы он сбил человека с ног и тут же захватил в пасть его голову. Медведь разок мотанул свою добычу из стороны в сторону, и вся похоронная команда явственно расслышала звонкий хруст шеи тарбена. Поскольку те, кому повезло уцелеть, уже далеко убежали по дороге, зверь постоял над телом, а потом развернулся и стал внимательно рассматривать стоявших на склоне, ярдов на сто выше его.

— Пожалуй, пора что-то предпринимать, — сказал Регнор. Он слегка кивнул, и его Щит отделился от остальных участников похорон. Уже были освобождены от перевязей арбалеты. Медведь встряхнулся и сделал несколько шагов по направлению к ним. Он был в ярости и опять заревел.

— Великолепен, — пробормотал Верховный Тан. Некоторые из его воинов встали на колено, другие выстроились в ряд за их спинами. Они вложили стрелы на место. Зверь опустился на все четыре лапы и скачками понесся вверх по камням. Потом опять поднялся и проревел вызов. Охотничья собака Энгейна неистово залаяла, словно ее покойный хозяин все еще был рядом.

Запели тетивы, и стрелы дружно впились в грудь зверя. Он зашатался, опустился на передние лапы, сделал несколько неуверенных шагов и рухнул. Его огромный бок ходил ходуном, все слышали хрипящее и свистящее дыхание. Один из щитников вытащил меч и стал спускаться к медведю, чтобы нанести заключительный удар.

— Великолепное животное, не находишь? — сказал Регнор Мудрому Инкаллиму. — Такому бесстрашию может позавидовать любой сторонник веры.

— Бесстрашию или невежеству, — рассеянно произнес Теор. Он, не отрываясь, смотрел, как воин погрузил меч в шею животного, и чуть заметно хмурился.

— Хорошо, что тебя не интересуют старые тарбенские приметы. Тому, кто в них верит, да в такой день, как сегодня, этот случай показался бы плохим предзнаменованием: ведь это предвестье то ли смерти большого господина, то ли смены времен, то ли еще какой ерунды, — сказал Регнор, повернулся и, посмеиваясь про себя, пошел к Замку Хаккан.

Мастер Мудрого Инкалла не сразу последовал за ним. Он еще посмотрел, как щитник провел по густому меху туши мечом, стирая кровь с клинка. Когда же он отправился за Верховным Таном (в нескольких шагах сзади него), то был задумчив. Потом он опять накинул капюшон, чтобы скрыть лицо. Наверное, от снежинок, потому что снег падал все гуще.