"Андрей Битов. Вид неба Трои " - читать интересную книгу автора

на нее, то и теперь считаю себя обязанным ответить, поскольку вы - жизнь,
раз пришли ко мне... Но поскольку вам нет до меня дела, а есть дело лишь до
того, что вам предполагаемо нужно, то и я вправе ответить вам тем, на что
считаю себя способным. И это полное несоответствие, равное по весу, и есть -
существо вопроса и ответа... Про эту картинку я вам расскажу, у меня есть
повод приближать ее нынче,- он опять сделал вид, что не покосился на
кнопку,- то есть я сам непрестанно думаю сейчас о ней, поэтому и расскажу
вам про нее более или менее с легкостью. Нужно это вам или нет - ваше дело.
Вы пришли ко мне сами и с самим собою, поэтому ничего удивительного, что
перед вами именно я, никакого отношения к вам не имеющий...
- Так это был дьявол?- спросил я, рассердившись на его поучения.
- Зачем с рогами?..- удивился Ваноски.- И глаза у него были
голубые-голубые - совсем не угли. И лысина - словно специально, чтобы
подчеркнуть отсутствие рогов... Толстый. Толстый не внушает подозрения - это
народное чувство. О, лишь потом я оценил всю меру его благодушия! Он совсем
не напрягался. Он совсем меня не обманывал - искушение и не имеет ничего
общего с обманом: искушаемся мы вполне самостоятельно. Пожалуй, он и впрямь
присел просто так - отдышаться, слишком было жарко.
Англичане, как известно, очень болтливы. Может, мы потому и
распространили миф о нашей молчаливости и сдержанности, что стараемся скрыть
этот порок. Я, во всяком случае, не преминул одернуть навязчивого
незнакомца: мол, не имею чести, еtс.
Он был как-то действительно весь некстати: и мне, и в данный момент,
даже как-то и внешне так выглядел - некстати. Я был молод, как вы; мною
владели сильные представления о себе: чем неопределенней, тем сильнее.
Особенно, когда ни пенни в кармане. О любви, о славе... Я унесся в тот
момент достаточно далеко. Тем неприятнее поймать себя на мысли... В этот
момент некое неопределенно-прекрасное существо, почему-то в индийском сари,
на берегу лазурного моря прижимало к груди мою розу... И я одернул его, с
ледяным достоинством истого британца.
- То есть как это вы - не Урбино?..- обиженно сказал толстяк.
Тут только дошла до меня вся нелепость моей только что с таким
достоинством произнесенной фразы, а именно, что никакой я не Урбино. А он
уже раскрыл свой бесформенный обшарпанный портфельчик и запустил в него свою
мясистую лапу вора. Так мне вдруг показалось, что он у себя в своем
собственном портфеле ворует.
- Может, и это не вы?- И он выдернул, не глядя, как из грядки, одну
фотографию и торжествующе сунул мне под нос.
Но это был действительно не я! То есть это кто угодно мог быть.
Пол-лица было закрыто неким аппаратом, отчасти напоминавшим фотографический,
отчасти некое фантастическое оружие с дулом наподобие ружья,- во всяком
случае, этот тип с фотографии как бы целился, и те пол-лица, что не были
скрыты аппаратом, были прищурены и перекошены. И одет он был как бы не
по-нашему причудливо. И я сказал, торжествуя над недавним своим смущением,
что это уж никак не я.
- Не вы?- удивился толстяк, наконец взглянув на фотографию.- Ах, я
старый дурак! - Огорчение его было столь неподдельным!- Простите меня
ради...- Тут его стало корежить от досады, и будто он даже пытался сам себе
дать пощечину этой фотографией.
- Прекратите вашу неприличную клоунаду!- холодно сказал я.