"Уильям Питер Блэтти. Легион" - читать интересную книгу автора

живет только в его собственном сознании, поэтому на самом-то деле никто не
пострадал. Иногда подобная уловка выручала сыщика. Но в этот раз она не
подействовала.
Киндерман изучал то, что покоилось сейчас под холстом. Нет, это не
совсем то, размышлял он. Это не то зло, которое мы, сознательно выбирая,
причиняем друг другу. Корень зла заложен в мироздании. Прекрасно и
заманчиво пение китов, но в этом же мире существуют и львы, вспарывающие
своим жертвам брюхо. А крошечные личинки наездников, питающиеся живой
плотью гусениц в зарослях восхитительной сирени или в цветущей луговой
траве? Здесь же обитают и пестрые легкомысленные кукушки, которые
откладывают яйца в чужие гнезда. И только кукушонок вылупится из яйца, как
он первым делом убивает своих невинных собратьев. Однако приемные родители
и после этого покорно продолжают выкармливать его. Где же в эти минуты
находится то бессмертное око, та вездесущая десница?
Киндерман поморщился, вспомнив вдруг о тех ужасах, что творились в
детском отделении психиатрической больницы. В огромной палате, смахивающей
скорее на зал, сыщик насчитал пятьдесят коек, каждая из которых была
ограждена металлической решеткой. Внутри такой клетки помещался постоянно
плачущий или орущий ребенок. Киндерману запомнился один восьмилетний
мальчуган, у которого еще в младенчестве прекратился рост костей. Могла ли
вся красота и прелесть окружающего мира оправдать боль этого
одного-единственного ребенка? Иван Карамазов заслуживает ответа.
И слоны умирают от сердечной недостаточности, Стедман.
- Не понял вас.
- Там, в джунглях. Они погибают от стресса, когда иссякают запасы
пищи и пересыхают водоемы. Слоны помогают друг другу. А стоит одному из
них пасть где-нибудь в заброшенном месте, остальные переносят кости
погибшего на слоновье кладбище.
Патологоанатом нервно заморгал и, втянув голову в плечи, еще крепче
вцепился в воротник своего пальто. До него, конечно, доходили слухи о том,
что сознание Киндермана взрывалось порой фонтанами болезненного
воображения, в последнее же время вспышки этой неуместной фантазии
участились. Но вот так, в действительности, Стедман сталкивался с подобным
явлением впервые. В полицейском округе уже начали поговаривать о том, что,
каким бы опытным и замечательным сыщиком ни был Киндерман, он становится
старым и дряхлым. Стедман разглядывал следователя с профессиональным
любопытством. Ничего не изменилось в его манере одеваться: серое твидовое
пальто, видавшее виды и обтрепанное, было Киндерману явно велико, помятые,
мешковатые брюки с давно вышедшими из моды манжетами, потерявшая форму
фетровая шляпа, за лентой которой торчало ободранное перо, выдернутое из
хвоста какой-то грязнющей птицы.
"Да, этот, похоже, одевается исключительно в лавочке у старьевщика",
- со всей очевидностью решил Стедман, и его профессиональный взгляд
подметил на пальто сразу несколько яичных пятен. Но с другой стороны,
патологоанатом прекрасно знал, что Киндерман и раньше одевался точно так
же. Стиль его не изменился ни на йоту. И в этом не было ничего необычного.
Да и внешность оставалась прежней. Ногти на пухлых коротеньких пальчиках
аккуратно и регулярно подстригались, толстые щеки лоснились от тщательного
ухода, а печальные карие глаза с поволокой были, казалось, обращены в
прошлое, к тем годам, которые уже никогда не вернуть. И его облик, и