"Карен Бликсен. Прощай, Африка!" - читать интересную книгу автора

нагорий табуны зебр и стада канн.
Ближайшим от нас городом был Найроби, расположенный в двенадцати милях,
на небольшой равнине среди холмов. Там находился и дом правительства, и все
крупные конторы, это был центр управления всей областью. Большой город
неизбежно влияет на жизнь каждого человека, и неважно - хорошие или плохие
воспоминания остаются у вас об этом городе, все равно, по своеобразному
закону духовной гравитации он притягивает к себе ваши мысли. По вечерам я
видела далекий отсвет в небе и вспоминала города Европы.
Когда я впервые попала в Африку, там еще не было автомобилей: мы ездили
в Найроби верхом или на телегах, запряженных шестеркой мулов, и ставили
наших мулов и лошадей в конюшни Транспортной Компании. В мое время Найроби
был пестрым городом - прекрасные каменные здания соседствовали с целыми
кварталами старых лавчонок из гофрированного железа, с конторами и жилыми
домами, а вдоль пыльных улиц тянулись длинные ряды эвкалиптовых деревьев. Да
и все учреждения - здание суда, департамент по делам туземцев и
ветеринарное управление - помещались в прескверных домишках, и я с большим
уважением относилась к государственным служащим, которые могли работать в
этих тесных, душных и раскаленных каморках, пропахших чернилами.
Но все же Найроби был городом, где можно было купить то, что
понадобится, услышать свежие новости, позавтракать или пообедать в одной из
гостиниц и даже потанцевать в Клубе. Город был оживленный, весь в движении,
как бегущий поток, он рос, как живое существо, с каждым годом менялся, пока
мы уходили в сафари. Выстроили там и новое Управление - величественное
прохладное здание, с прекрасным бальным залом и прелестным садом. Один за
другим поднимались к небу большие отели, устраивались там и большие
сельскохозяйственные выставки и цветочные базары, наше местное "избранное
общество" иногда заставляло весь город волноваться по поводу каких-нибудь
неожиданных, мимолетных мелодрам. Найроби словно повторял немецкую
пословицу: "Лови момент - молодость дается один раз..." Обычно я
чувствовала себя в этом городе очень хорошо - и однажды, проезжая по нему,
подумала: "Нет, без улиц Найроби я бы осиротела..."
Кварталы, где жили туземцы и цветные эмигранты, занимали куда больше
места, чем весь европейский городок. По дороге к клубу "Матайга" мы
проезжали через поселок, где жили негры племени суахили; он пользовался
дурной репутацией во многих отношениях - городок был оживленный, грязный и
развеселый. Там в любое время дня и ночи царило оживление. Построен он был
из старых расплющенных жестянок из-под керосина, покрытых ржавчиной и
похожих на разноцветные коралловые рифы, от которых цивилизация шарахалась в
испуге.
В стороне от Найроби лежал город сомалийцев - по моему, они
построились там, оберегая своих женщин. В мое время несколько молодых
сомалийских красоток, знакомых всему городу по именам, жили около базара и
доставляли кучу хлопот всей полиции Найроби. Они были очень умны и
совершенно неотразимы. Но "порядочные" сомалийские женщины в городе не
показывались. Песчаные бури налетали на открытый городок сомалийцев, там
трудно было отыскать хоть клочок тени, и, вероятно, городок напоминал
туземцам родную пустыню. Но европейцы, прожившие в одном месте долгие годы,
даже несколько поколений, никак не могут понять бывших кочевников,
равнодушных ко всему, что их окружает. Хижины сомалийцев были разбросаны как
попало на ровном месте, и вид у них был такой, словно их наспех сколотили