"Павел Блинников. Семь Толстых Ткачей " - читать интересную книгу автора

магмой, но все равно вылакает сегодня не меньше ящика. Сейчас алкоголь -
последнее, оставшееся у него удовольствие.
В кабинет вошли Франц и Батист. Оба с подобострастными улыбками и
синяками под глазами. Впрочем, у Болта синяки проступали под тройными
мешками. Он не жалел рабочих, но и сам спал максимум три часа в сутки.
- Значит так Франц, - толстяк ткнул пальцем, стирая улыбку с лица
инженера. - Свое дерьмо ты переделаешь. Мне не нужна машина похожая на пачку
сигарет. Обыватель должен получить красивую машину с плохим мотором, а не
наоборот. Такую, что можно купить за десять тысяч долларов, но чтобы ездила
она пару лет. Простой человек должен порадоваться, что у него есть эта
красавица, а его эго взыграло, как пузырьки в только что открытой бутылке
шампанского. Он может хотеть Мерседес, или Лексус, но эти тачки останутся
для него недоступными всю жизнь. Максимум, он будет говорить о них с
друзьями за банкой пива, или мечтать, засыпая рядом с некрасивой женой и
слушая, не проснулся ли ребенок. У тебя должна получиться машина, которую он
может позволить себе купить, если будет долго и упорно работать. Чтобы у
него не осталось время на пиво с друзьями, чтобы, придя домой, он падал, а
не мечтал. Терял сознание от усталости, но на утро вставал и шел пахать. На
первом плане красота, на втором качество. А если ты идиот, я помогу, но это
в последний раз!
- Спасибо мистер Болтон!
- Молчи уже.
Болт залез в стол и достал чистый лист с карандашом. Он положил их
перед собой и осушил бокал. Франц и Батист стояли и смотрели в "четыре".
Всего пару раз они видели подобное, но запомнили навсегда. Сейчас главный
конструктор мира станет творить чудеса.
Болтон припустил веки и взял в руку карандаш. Толстые пальцы-сардельки
крутили деревянную палочку, а губы зашевелились. Отсюда услышать, что шепчет
Болтон, трудно. Такое ощущение, что он напевал считалочку, или песенку,
однако последние два слова всегда произносил немного громче. Из его уст они
звучали, если не зловеще, то уж точно странно.
- Толстые Ткачи... - окончил Болт.
И тут же его глаза открылись, и в них загорелся огонек энтузиазма. Из
мрачного толстого мужика, он как будто обратился ребенком. Глаза широко
открыты, на лице мальчишеская улыбка и кончик розового языка высунут наружу.
А руки мелькают по бумаге. Они рисуют идеально точные круги или квадраты,
ассиметричные фигуры, сложнейшие механические узлы и пишут идеальным
печатным подчерком. Франц однажды измерил чертеж Болтона. Измерил и напился
с зависти. Любая окружность идеальна, каждая буковка совершенно одинакова,
как будто не руки у Болтона, а печатная машинка. Он рисовал сложнейший
чертеж, в стольких проекциях, и всего за несколько минут, в то время как
Францу на это требовалась неделя. И при том, что Франц считался, чуть ли не
самым лучшим инженером-конструктором в Германии. Он работал на изготовлении
реактивных истребителей, гоночных машин, и только много позже узнал, что
примерно тридцать процентов узлов, в сложнейших конструкциях, разработаны
Болтоном.
Его теперешний хозяин не просто хорошо рисовал. Нет - он творил. Прямо
сейчас, он рождал новую, никогда никем не виденную идею. Можно не
сомневаться, и форма, и содержание новой машины окажется полностью
оригинальным. И Болтон мог выдать такую идею в любое время. Достаточно того,