"Джеймс Блиш. Засеянные звезды" - читать интересную книгу автора

расселить людей или существа, похожие на людей, по всей Галактике? Еще
больше спеси надо, чтобы и впрямь взяться за подобное предприятие -
двигаться от планеты к планете и создавать людей, создавать применительно к
любому окружению, какое встретится...
- Может, это и спесь, - произнес Шавье. - Но ведь наш корабль - один из
многих сотен в одном только секторе Галактики, так что сомнительно, чтобы
именно за нами боги числили особые грехи. - Он улыбнулся. - А уж если и
числят, те могли хоть бы оставить нам ультрафон, чтобы Совет по освоению
услышал о нашей судьбе. Кроме того, Пол, мы вовсе не создаем людей. Мы
приспосабливаем их, притом исключительно к планетам земного типа. У нас
хватает здравого смысла - смирения, если хотите, - понимать, что мы не в
силах приспособить человека к планетам типа Юпитера или к жизни на
поверхности звезд, например на самой Тау Кита...
- И тем не менее мы здесь, - перебил Вентура мрачно. - И никуда отсюда
не денемся. Фил сказал мне, что в термокамерах не уцелело ни одного
эмбриона, значит, создать здесь жизнь по обычной схеме мы и то не можем. Нас
закинуло в мертвый мир, а мы еще тщимся к нему приспособиться. Интересно,
что намерены пантропологи сотворить с нашими телами - приспособить к ним
плавники?
- Нет, - спокойно ответил Шавье. - Вам, Пол, и мне, и всем остальным
придется умереть. Пантропология не в состоянии воздействовать на взрослый
организм, он останется таким, какой есть от рождения. Попытка переустроить
его лишь искалечила бы вас. Пантропология имеет дело с генами, с механизмом
передачи наследственности. Мы не можем приделать вам плавники, как не можем
снабдить еще одним мозгом. Вероятно, мы сумеем заселить этот мир людьми,
только сами не доживем до того, чтобы убедиться в этом.
Пилот задумался, чувствуя, как под ложечкой медленно заворочалось
что-то скользкое и холодное.
- И сколько вы нам еще отмерили? - осведомился он в конце концов.
- Как знать? Быть может, месяц...
Переборка, что отделяла их от других отсеков корабля, разомкнулась,
впустив сырой соленый воздух, густой от углекислого газа. Пятная пол грязью,
вошел Филип Штрасфогель, офицер связи. Как и Вентура, он остался не у дел, и
это тяготило его. Природа не наградила Штрасфогеля склонностью к
самоанализу, и теперь, когда драгоценный ультрафон вышел из строя и не
отвечал более на прикосновения его чутких рук, он оказался во власти
собственных мыслей, а они не отличались разнообразием. Только поручения
Шавье не давали связисту растечься студнем и окончательно впасть в уныние.
Он расстегнул и снял с себя матерчатый пояс, в кармашках которого, как
патроны, торчали пластмассовые бутылочки.
- Вот вам новые пробы, док, - сказал он. - Все то же самое, вода да
слякоть. В ботинках у меня настоящий плывун. Выяснили что-нибудь?
- Многое, Фил. Спасибо. Остальные далеко?
Штрасфогель высунул голову наружу и крикнул. Над морями грязи зазвенели
голоса. Через несколько минут в пантропологическом отсеке собрались все
уцелевшие после крушения: Солтон-стол, старший помощник Шавье, румяный и
моложавый, заведомо согласный на любой эксперимент, пусть даже со
смертельным исходом; Юнис Вагнер, эколог, - за ее невыразительной внешностью
скрывался острый интеллект; Элефтериос Венесуэлос, немногословный
представитель Совета по освоению, и Джоан Хит, гардемарин - это звание