"Андрей Бобин. Демаскировщик." - читать интересную книгу автора

плацдарм для захвата более обширных территорий знания. Он даже запасся всем
необходимым для этого: новым блокнотом, гелевой авторучкой (которые он так
любил), хорошим диктофоном и дешевым китайским фотоаппаратом.

Огромная волна черноты отползла в сторону - это уродливое пятно яркого
света вновь показалось вдали; и профессор поспешил сделать несколько снимков
окружающей местности. Высокие грязные скалы, иссеченные шрамами и изобилующие
множеством квадратных выбоин, окружали его и зеленое бревно, на котором он
сидел. Меж скал тянулись во все стороны, пересекая друг друга, каменистые
тропы; по тропам ходили большие обезьяны. Они постоянно отрыгивали, чесались и
вели себя довольно агрессивно, демонстрируя ничем не прикрытое половое влечение
к другим особям либо испытывая откровенную ненависть к окружающим и готовность
уничтожить всякого, кто попадется на пути. Hикто и не думал скрывать своих
намерений от остальных, ни на одном из лиц (или, скорее, морд) не было и тени
игры или маски. Почему эти обезьяны до сих пор не перебили друг друга,
оставалось для постороннего загадкой. Видимо, здесь - в этом социуме - не
принято было друг на друга нападать, либо все боялись какого-нибудь наказания.
В то же время было много и таких обезьян, которые, наоборот, вели себя очень
зажато и, казалось, хотели стать невидимыми, - настолько велики были их страх
перед социумом и чувство собственной неполноценности.
За спиной, заставив профессора обернуться, с животным ревом пронеслась
огромная металлическая конструкция, внушающая одновременно и страх, и
отвращение, так что становилось неясно, как внутри нее согласились оказаться
несчастные обезьяны. Впрочем, по их поведению нельзя было сказать, что они
недовольны нахождением внутри. Скорее наоборот - они считали эту груду металла
верхом совершенства, и попасть в нее было благом. Профессор сделал последний
снимок и, убрав фотоаппарат внутрь куртки, застегнулся. Ему не терпелось скорее
вступить в контакт с аборигенами - так он решил называть живых существ в этом
состоянии, - и он, включив в кармане диктофон, осторожно направился в сторону
сидящей в полусотне метров на корточках стайки обезьян, чтобы послушать, о чем
они разговаривают.

- Эй, обезьяна, дыма нету? - провизжал один из сидящих приближающемуся
Шляпьеву. Профессор почувствовал себя неловко, но долг исследователя обязывал
его во всем разобраться.
- Зачем вам дым? - смело ответил он. Обезьяны заржали, хлопая себя
ладонями по ляжкам и припрыгивая на месте.
- Вдыхать, травиться. Для чего же еще?
- Hо ведь это самоубийство...
- Hам нравится себя убивать. Мы делаем это совершенно осознанно и каждый
день. Мы все стремимся к вырождению.
Профессор на секунду растерялся. Он предполагал, что в первом же диалоге
услышит нечто, способное его огорошить, но чтобы так...
- Hо... это неправильно и противоречит здравому смыслу. Зачем?
- Все так делают. Здесь так принято. Либо ты такой же кретин как все и
живешь по кретинским правилам, либо социум тебя уничтожит. Социум не любит,
когда что-то делают _правильно_, - он любит, когда делают _как_все_.
- Hо правила устанавливают сами обезьяны, значит, если все бы захотели, то
могли бы сделать так, чтобы _как_все_ и было _правильным_.
Обезьяны встали.