"Сергей Павлович Бобров. Логарифмическая погоня" - читать интересную книгу автора

животное, накормили его, он уже и Лазаря завел... Да: а это что такое, - и я
выразительно ткнул пальцем в странный орнамент, висевший над моей кроватью:
цветные пересекающиеся круги и квадраты.
- Уж не предается ли почтенный вивер живописному, а?
Но Николай Иванович задул свечу.
- Спите, - сказал он, - спите, спите: это оно самое и есть.
- Черная месса, - пробормотал я уже засыпая, - я чувствую, что без
этого... не обойдется...

IV.

Длинный, продуваемый сквозным ветром

подземный ход был полон холода и мглы.

(Уэллс)

Не знаю уж почему, но это обязательно в гостях когда ночуешь - снится
ерунда особая, из ряда вон выходящая.
Во-первых, это была моя знакомая, женщина несоответственно милая, и уж
если говорить на чистоту, ее присутствие всегда приводило меня в состояние
неясного блаженства. Итак, во-первых, это была она; мы невероятно куда-то с
ней спешили на том самом Гочкисе, который нас с Николай Ивановичем вез на
вокзал.
Во-вторых, это были поцелуи. О них не распространяюсь, на то есть
стишки и женские уста.
В-третьих... ну я забыл, что было в-третьих: в гостях, когда, спишь,
вечно нивесть что во сне...
Разбудили меня однако здоровенным пинком в бок, и несколько минут я не
мог понять, где я, и что со мной делается. Еле светало.
Я присел на кровати и с удивлением обнаружил, что дорогого моего друга
нет, да видно давно уже нет и прочно нет: кровать была постелена и имела
такой вид, будто никто и не покушался на ее несравненную белизну. Я было уже
решил, что милый друг мой побежал утешать неутешную инженершу, огорченную на
смерть тем обстоятельством, что ее завезли неизвестно куда, за целых
пятнадцать верст от железной дороги, и бросили в столь черномазые объятия.
Но я довольно быстро сообразил, что, отправляясь в столь рискованное
путешествие, ему не было никакого расчета оправлять постель.
Кстати уж меня несколько поразила окружавшая меня стоячей водой мертвая
тишина. Мне стало не по себе. Я подошел к окну, отодвинул занавеску, но
ничего, кроме самой серой мути разобрать не мог. Остро чувствуя всю
нелепость моего недоумения, я все же накинул платье и вышел в дверь. Она
выходила на двор. Это было сюрпризом для меня, - я остановился, чувствуя,
что бледнею, я не знал, что дверь ведет наружу: я очень хорошо помнил, что
эта самая дверь - единственная в комнате - вчера выходила в коридор. Кое-как
преодолев свою дрожь и испуг, я решил больше не бояться: "все фокусы, -
сказал я себе, - вот это-то и есть черная месса". Тут я погрузился в
разглядывание рассветного пейзажа и глаза мои шалили, как во сне: не то
слипались, не то просто спали, - ничего нельзя было разобрать. Плыло что-то
серое, жалостно пустынное, вот и все. Как-то минутно и опять-таки на