"Жан Бодрийяр. Символический обмен и смерть" - читать интересную книгу автора

Действительно, глубинная сила предметов коллекции возникает не от
историчности каждого из них по отдельности, и время коллекции не этим
отличается от реального времени, но тем, что сама организация коллекции
подменяет собой время. Вероятно, в этом и заключается главная функция
коллекции - переключить реальное время в план некоей систематики [...]. Она
попросту отменяет время. Или, вернее, систематизируя время в форме
фиксированных, допускающих возвратное движение элементов, коллекция являет
собой вечное возобновление одного и того же управляемого цикла, где человеку
гарантируется возможность в любой момент, начиная с любого элемента и в
точной уверенности, что к нему можно будет вернуться назад, поиграть в свое
рождение и смерть.[9]
Ни здесь, ни вообще в тексте "Системы вещей" Бодрийяр ни словом не
упоминает о структуралистской методологии; скорее всего, он и не думал о
пей, когда анализировал психологию коллекционера. Однако ныне,
ретроспективно рассматривая этот фрагмент в контексте методологических
дискуссий 60-70-х годов, в нем можно увидеть своеобразную "пародию" на
структурализм - на его попытку отменить, "заклясть" время, подменить его
чисто пространственной (обратимой, "допускающей возвратное движение")
комбинаторикой, которая лишь опосредованно обозначает опасно-необратимое
биографическое время человека, подобно тому как "старинные" предметы в
коллекции, будучи взяты сами по себе, обозначают или симулируют время
историческое. В научном предприятии структурализма вскрывается регрессивное
стремление человека современной цивилизации забыть о собственной
смертности - как бы приручить, нейтрализовать ее, "поиграть в свое рождение
и смерть". Эта методология оказывается сама вписана в порядок современного
общества, из абстрактно-аналитического метаязыка превращается в прямое
порождение объекта, который она сама же пытается описывать. Принимая сторону
"кода", структурализм невольно вступает в сообщничество с симулякрами,
создаваемыми этим кодом.
Но, расходясь со структуралистской методологией, Бодрийяр продолжает
опираться на фундаментальные интуиции, из которых исходил структурализм. Его
идея "послежития", призрачного существования как основы симуляции,
по-видимому, восходит к "Мифологиям" Ролана Барта, к последней главе этой
книги, где теоретически характеризуется феномен коннотации как производства
"мифических" значений.[10] В каждом знаке имеется две инстанции - означающее
и означаемое, но означаемое первичного, денотативного знака находится в
двойственном положении: с одной стороны, оно представляет собой "смысл"
этого первичного знака, а с другой стороны, образует "форму", означающее
вторично-коннотативного знака ("мифа"). И вот как Барт анализирует эту
двойственность:
[...] форма не уничтожает смысл, а лишь обедняет, дистанцирует, держит
в своей власти. Смысл вот-вот умрет, но его смерть отсрочена: обесцениваясь,
смысл сохраняет жизнь, которой отныне и будет питаться форма мифа. Для формы
смысл - это как бы подручный запас истории, он богат и покорен, его можно то
приближать, то удалять, стремительно чередуя одно и другое; форма постоянно
нуждается в том, чтобы вновь пустить корни в смысл и напитаться его
природностью; а главное, она нуждается в нем как в укрытии".[11]
"Отсроченная смерть" первичного смысла уподобляется вампирическому
паразитированию "мифа" на теле первичного языка:
[...] миф - язык, не желающий умирать; питаясь чужими смыслами, он